Разоблачение
Шрифт:
Вместо этого она обвинила Сандерса в преследовании по сексуальным мотивам – не лучший для нее вариант, потому что это означает потерю контроля над ситуацией со стороны того, кого преследуют. Она не могла управиться со своим подчиненным во время деловой встречи! Даже если и произошло что-нибудь неприятное, умный начальник предпочтет это скрыть.
Преследование связано с властью… Одно дело, если девушка-секретарь подвергается нажиму со стороны сильного, обладающего властью мужчины. Но в их случае Мередит была начальником; вся власть была у нее. Чего
Для Мередит подача жалобы на сексуальное притеснение со стороны Сандерса была, тем самым, признанием того, что определенным образом она была его подчиненной, а не наоборот. Мередит никогда бы подобного не признала. Скорее, наоборот – будучи только что назначенной, она изо всех сил старалась бы доказать, что в состоянии держать власть в своих руках. Так что ее обвинение не имело смысла, если только она не использовала его как удобный способ уничтожить Сандерса. Обвинение в преследовании по сексуальным мотивам обладало тем преимуществом, что от него было очень трудно отмазаться. Ты считаешься заведомо виновным, пока тебе не удалось доказать обратного. Это порочит любого мужчину, какие бы шаткие улики против него ни выдвигались… В этом отношении сексуальное преследование было очень надежным обвинением. Самым надежным, к которому Мередит могла прибегнуть.
Но ведь она сказала, что не собирается предъявлять ему официального обвинения.
И возникает вопрос, а почему, собственно, нет?
Сандерс застыл посреди улицы. Кажется, это то, что надо…
«…Мередит заверила меня, что не собирается выдвигать против тебя обвинения…»
Почему?
С тех пор как Блэкберн сказал Сандерсу об этом, у Тома этот вопрос ни разу не возник. И у Луизы Фернандес тоже. Но факт оставался фактом: отказ Мередит от предъявления официального обвинения не имел ни малейшего смысла. Она уже обвинила его, так почему не сделать этого официально? Почему бы не вынести все на обсуждение?
Может, Блэкберн ее отговорил? Он всегда заботился о внешних приличиях.
Но Сандерс не думал, что дело было в этом. Вовсе не обязательно было выносить сор из избы – можно было устроить расследование внутри компании.
А с точки зрения Мередит, формальное разбирательство имело реальные преимущества. В «ДиджиКом» Сандерс пользовался популярностью, он работал в компании довольно долго. Если целью Джонсон было избавиться от него, загнав в Техас, то зачем же пренебрегать такой удобной возможностью избежать пересудов и кривотолков, которые неизбежно разнесутся по всей фирме? Почему не встать на официальный путь?
Чем больше Сандерс над этим думал, тем яснее вырисовывался перед ним ответ: Мередит не зарегистрировала свою жалобу официально потому, что не могла этого сделать.
Она не могла, потому что это поставило бы ее перед другой проблемой. Более неприятной.
Что-то еще…
«…все спустим на тормозах…»
Перед Сандерсом постепенно все происшедшее начало рисоваться в ином свете. Сегодня утром Блэкберн не стал игнорировать его и пренебрегать встречей с ним. Ничего подобного – он еще и оправдывался.
Блэкберн был напуган.
«…Мы все спустим на тормозах, к полному удовлетворению всех заинтересованных лиц…»
Что он имел в виду?
Что у Мередит за проблемы?
Какие у нее вообще могут быть проблемы?
Чем больше Сандерс об этом думал, тем отчетливее понимал, что существует только одна возможная причина, почему она не стала регистрировать жалобу…
Сандерс снова достал свой телефон, позвонил в «Юнайтед Эйрлайнз» и заказал три билета до Финикса и обратно.
– Ты, чертов сукин сын, – сказала Сюзен.
Они сидели за угловым столиком в «Иль Терраццо». Было два часа дня, и ресторан был почти пуст. Сюзен слушала мужа уже полчаса, не перебивая и не комментируя. Сандерс рассказал ей о встрече с Мередит и обо всем, что случилось после этого: о совещании с «Конли-Уайт»; о разговоре с Блэкберном; о беседе с Фернандес.
– И как тебя после этого не презирать? Адель и Мери Энн разговаривали со мной по телефону, и они знали, а я нет? Как ты унизил меня, Том!
– Ну, – оборонялся он, – ты же знаешь, что позже нам с тобой было не до этого разговора…
– Брось, Том, – поморщилась жена. – Я не имею к этому никакого отношения. Ты не сказал мне потому, что не захотел.
– Сюзен, это не…
– Это так, Том. Я ведь тебя о ней спрашивала. Если бы ты хотел, ты бы мне все мог рассказать, но ты этого не сделал. – Сюзен покачала головой. – Сукин сын. Не могу поверить, что ты такой козел. Заварить такую кашу!.. Ты хоть понимаешь, во что влип?
– Понимаю, – признался Том, повесив голову.
– Только не надо мне здесь устраивать сцен раскаяния, скотина ты этакая!
– Мне очень жаль, – сказал Сандерс.
– Тебе жаль? Ему жаль! Господи, я не могу поверить, ну что за скотина! Ты провел ночь со своей чертовой любовницей…
– Неправда! И она мне не любовница!
– Какая разница! Она была твоей зазнобой.
– Она не была моей зазнобой!
– Да ну? А почему ты тогда ничего не сказал мне? – Сюзен потрясла головой. – Ответь мне только на один вопрос: ты ее трахнул или нет?
– Нет.
Она в упор посмотрела на мужа, помешивая свой кофе.
– Ты говоришь мне правду?
– Да.
– Ничего не скрываешь? Никаких неудобных для тебя подробностей?
– Нет, ничего.
– Тогда почему она на тебя пожаловалась?
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Должна быть какая-нибудь причина, чтобы она на тебя пожаловалась. Ты должен был что-то сделать.
– Ничего я не делал. Наоборот, я отшил ее.
– Угу, конечно. – Она хмуро посмотрела на Сандерса. – Знаешь, Том, это ведь касается не только тебя: это касается всей семьи – и меня, и детей.