Разобщённые
Шрифт:
Наконец он открывает дверь, не то Роберта, чего доброго, пробьёт в ней дырку. Сегодня она одета в платье — наряд немного более элегантный, чем её обычные брюки и блуза, однако расчётливо скромный: всё внимание должно быть сфокусировано на Кэме. В её взоре читается раздражение, но оно длится лишь миг: как только Роберта видит юношу во всей красе, всю её досаду как рукой снимает.
— Ты бесподобен, Кэм! — Она разглаживает на нём рубашку и поправляет галстук. — Ты весь сияешь! Настоящая звезда!
— Будем надеяться, что я не начну выбрасывать
Она вперяет в него озадаченный взгляд.
— Как сверхновая, — поясняет он. — Если я сияю, как звезда, давай будем надеяться, что не взорвусь. — В этот раз Кэм не пытался испытать её сообразительность — просто так получилось, — поэтому он принимается оправдываться: — Извини, просто у меня такой образ мышления.
Она мягко берёт его за руку.
— Пойдём, тебя уже все заждались.
— Сколько их там?
— Нам не хотелось сильно загружать тебя на твоей первой пресс-конференции, поэтому пригласили только тридцать человек.
Сердце Кэма начинает тяжело бухать в груди, и чтобы успокоить его, он несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. Непонятно, почему он так нервничает. Они провели целых три репетиции. На этих поддельных пресс-конференциях его подвергли тяжёлому артобстрелу самыми разными вопросами на самых разных языках, и со всеми он справился отлично. На настоящей пресс-конференции будет использоваться только английский язык, так что хотя бы об одной составляющей можно не беспокоиться.
Итак, сегодня Кэма официально представят миру, который к его появлению ещё не готов. На репетициях всё шло легко: лица присутствующих на них были лицами друзей, прикидывающихся недругами; совсем другое дело нынешний брифинг — сейчас он предстанет перед совершенно чужими людьми. Его ждёт любопытство одних, восхищение других и отвращение третьих. Роберта предупредила, чтобы он был к этому готов. Но ведь может произойти что-то такое, чего даже Роберта не состоянии предвидеть — вот это-то и беспокоит Кэма больше всего.
Они шагают по коридору к винтовой лестнице, ведущей в главную гостиную. В первые недели его жизни, когда он ещё не слишком уверенно контролировал своё тело, ему запрещали ходить по этой лестнице. Сейчас, однако, он мог бы не просто сойти, но протанцевать вниз по этим ступеням, если б захотел.
Роберта просит подождать, пока она его не вызовет, и спускается вниз первой. Кэм слышит, как стихает поднятый репортёрами галдёж. Свет ламп приглушают, и Роберта начинает презентацию.
— С незапамятных времён человечество мечтало о том, чтобы самому созидать жизнь.
Её голос, усиленный микрофоном, звучит величественно и торжественно. На лестнице играют отсветы — Роберта показывает слайды. Кэм не видит их, но он и так знает, что они собой представляют — он видел их раньше.
— Но великая тайна жизни ускользала от нас, — продолжает Роберта, — и все попытки творения терпели сокрушительное поражение. Тому есть веская причина. Мы не в состоянии создать то, чего не понимаем; поэтому до тех пор, пока мы не выясним, что же такое жизнь, задача останется невыполнимой. А покуда наука может лишь строить на уже имеющемся фундаменте. Нет, не создавать жизнь, а совершенствовать её. Поэтому вопрос теперь стоит так: как нам воспользоваться плодами нашей интеллектуальной и физической эволюции, чтобы создать совершенную версию нас самих? Как взять всё лучшее в нас и воплотить это в единое существо? И оказалось, что когда вопрос поставлен правильно, ответ не заставляет себя ждать. — Она сделала эффектную паузу. — Леди и джентльмены, позвольте вам представить Камю Компри, первого в мире составного человека!
Под звуки аплодисментов Кэм спускается вниз по винтовой лестнице — с достоинством, но не напыщенно, естественной, раскованной походкой. Публика остаётся в тени — все прожектора сосредоточены на Кэме. Юноша чувствует их жар, и хотя он не раз бывал в этой гостиной, у него создаётся впечатление, будто он на сцене. На полдороге он приостанавливается, глубоко вдыхает и продолжает путь, сделав вид, будто пауза была запланирована — ну, например, чтобы попозировать для фото и тем самым поддразнить репортёров — ведь на этой на этой пресс-конференции не разрешено пользоваться фото- и видеоаппаратурой. Презентация первого составного человека широкой публике продумана и спланирована со всей возможной тщательностью.
Но вот собравшиеся наконец могут рассмотреть Кэма как следует, и аплодисменты стихают. Журналисты изумлённо ахают, по залу бегут шепотки — их шелест сопровождает Кэма, пока тот подходит к микрофону. Роберта отступает в сторонку. Теперь в комнате воцаряется абсолютная тишина; все глаза устремлены на Кэма — молодого человека, который, по словам Роберты, воплощает в себе «всё лучшее в нас». Или, во всяком случае, лучшее, что было в расплетённых подростках.
В напряжённой тишине Кэм наклоняется к микрофону и произносит:
— Вы так единодушны. Пожалуй, я могу сказать, что передо мной сплетённая... прошу прощения, сплочённая группа.
Отовсюду доносятся смешки. Самому Кэму странно слышать собственный голос, многократно усиленный аппаратурой; в бархатистом баритоне звучит уверенность, которой на самом деле его владелец не ощущает. Прожектора переводят на журналистов. Лёд сломан, руки взмётываются вверх.
— Приятно познакомиться, Камю, — говорит мужчина в костюме, видевшем лучшие дни. — Насколько я понимаю, вы сделаны из почти сотни разных людей. Это правда?
— Из девяноста девяти, — с усмешкой отвечает Кэм. — Но для ещё одного местечко всегда найдётся.
Снова раздаётся смех, на этот раз немного более раскрепощённый. Кэм кивает женщине с пышными волосами.
— Вы, безусловно... э-э... уникальное создание. — От женщины к Кэму идёт волна неприязни, он ощущает её как наплыв жара. — Каково это — сознавать, что вы были созданы, а не рождены?
— Я тоже был рождён, только в разное время, — возражает Кэм. — И я не был создан, я был воссоздан. Большая разница.