Разобщённые
Шрифт:
Их следующая встреча происходит через неделю, на пасхальном балу. Десятины славятся своей ужасающей неловкостью во всём, что касается отношений между полами. Зная, что свидания, встречи и всё прочее в том же духе никогда не станут частью жизни десятин, их мамы и папы не уделяют проблеме «мальчики — девочки» много внимания. Собственно, этот вопрос всячески обходится и замалчивается, чтобы не создавать у десятины нежеланного томления по несбыточному.
— Наши подопечные обладают острым умом, — говорит Кавено на еженедельном собрании штаба, — но социальные навыки у них — как у шестилеток.
Это
В штабе Кавено около двадцати человек, и Лев — единственный моложе тридцати. На лицах взрослых написана озабоченность, с которой они живут уже так долго, что она, похоже, намертво въелась в их черты. Лев задаётся вопросом, не происходит ли одержимость этих людей из их собственного печального опыта? Может, они, как Адмирал, отдали своих детей на расплетение, а потом раскаялись в своём решении? Продиктована ли их приверженность делу Сопротивления личными мотивами, или спасатели из команды Кавено, недовольные положением дел в обществе, действуют из чисто гражданских убеждений?
— Нам надо устроить пасхальный бал, — объявляет Кавено со своего места во главе стола, — и призвать наших бывших десятин вести себя как нормальные подростки. В пределах разумного, конечно. — Он обращается к Леву: — Лев, мы можем рассчитывать, что ты присоединишься к празднованию в качестве нашего посланца доброй воли?
Все ждут, что он ответит. Это его немного раздражает.
— Что если я скажу нет?
Кавено с недоумением смотрит на него:
— С какой стати тебе отказываться? Вечеринки и празднества любят все!
— Вовсе нет, — возражает Лев. — Последнее празднество, на котором присутствовали эти дети, устраивалось перед отправкой в заготовительный лагерь. Вам очень хочется напомнить им об этом?
Остальные сидящие вокруг стола принимаются перешёптываться, пока не вмешивается Кавено:
— Те праздники были прощаниями. Наш будет чествованием начала новой жизни. Я очень надеюсь, что ты посетишь его.
Лев вздыхает.
— Куда деваться. — В замке Кавено разве станешь перечить идеям человека, имя которого носит этот самый замок?
Поскольку бальная зала в плачевном состоянии, вечер устраивается в обеденном зале, все столы и стулья в котором сдвинуты к стенам. Установку для ди-джея поместили под портретом Лева.
Присутствие на празднике обязательно, поэтому здесь собрались все бывшие десятины.
Как Лев и ожидал, они группируются по половой принадлежности — каждый на своей стороне зала, девочки напротив мальчиков, словно собираются играть в вышибалу с мячом. Все деловито поглощают пунш и сосиски, украдкой бросая взгляды на противоположную команду, как будто опасаясь, что если их поймают за этим занятием, то дисквалифицируют.
В качестве ди-джея выступает один из взрослых, старается — из кожи вон лезет, но поскольку призывы и подбадривания не достигают цели, он требует, чтобы все встали в круг и начали танцевать хоки-поки [30] . Правда, по прошествии где-то десяти секунд он вдруг соображает, что просить бывших десятин выбрасывать и убирать различные части тела как-то не того... несколько бестактно, и, испугавшись, пытается перейти сразу к «выбрось всего себя», но детвора веселится от души, и продолжает петь куплет за куплетом и отплясывать, даже после того, как музыка смолкает. Как ни странно, но хоки-поки ломает лёд, и когда музыка возобновляется, на танцполе остаётся резвиться довольно много ребятишек.
30
Хоки-поки — детский танец, состоящий из простых движений — сделать бросок ногой, убрать ногу, повернуться вокруг себя, потом то же самое проделать с рукой, убрать руку и т. д., под конец надо «выбросить всего себя» и, естественно, убрать всего себя. Очень весёлый, кстати, танец.
Лев в их число не входит. Он вполне — и даже больше чем — доволен ролью наблюдателя, несмотря на то, что у кого — у кого, а у него-то недостатка в партнёрах не было бы; единственное — он подозревает, что если бы пригласил на танец какую-нибудь девочку, с той могло бы случиться спонтанное самовозгорание на месте.
Но тут он замечает на противоположной стороне зала Мираколину — та стоит, подперев стенку, с неприступным видом сложив руки на груди. Лев решает — вот он, вызов, достойный того, чтобы его принять.
В тот момент, когда Мираколина замечает, что он направляется в её сторону, глаза девочки начинают бегать по сторонам — может, он не к ней идёт? Как бы не так. Поняв, что объектом его внимания является именно она, Мираколина переводит дыхание.
— Так что, — спрашивает Лев как можно небрежнее. — Танцевать хочешь?
— Ты веришь в конец света? — отвечает она вопросом на вопрос.
Лев пожимает плечами.
— Не знаю. А что?
— А то, что я пойду танцевать с тобой только на следующий день после него.
Лев улыбается.
— Надо же, шутка! Я и не знал, что у тебя есть чувство юмора.
— Знаешь, что я тебе скажу. Когда у тебя закончатся девчонки, готовые целовать землю, по которой ты ступаешь, то можешь пригласить меня снова. Ответ всё равно будет «нет», но тогда я ещё, глядишь, окажу тебе честь, сделав вид, что раздумываю.
— Я читал твоё сочинение, — говорит Лев. У неё даже голова дёргается от удивления. — Ты фантазируешь о танцующей принцессе. Не вздумай отнекиваться.
— Это мои ногифантазируют, а не я.
— Ага, но чтобы танцевать с твоими ногами, думаю, мне придётся иметь дело со всей тобой целиком.
— Не придётся, — возражает она, — потому что к тому времени здесь не будет не только меня целиком, но и ни одной части меня. — Она бросает взгляд на портрет Лева, который в разноцветных лучах стробоскопа выглядит довольно необычно. — А знаешь что? Почему бы тебе не сплясать с собственным портретом? Из вас вышла бы отличная пара.
И с этими словами она мчится к выходу из зала. Двое взрослых, стоящие у дверей, пытаются помешать ей уйти в свою комнату, но она прорывается с боем, и только её и видели.