Разорвать порочный круг
Шрифт:
Тихонько шикая сквозь сжатые зубы от боли, Санса принялась мыть свое плечо и руку, медленно, практически без нажима, водя по ним мочалкой. Она ощущала на себе взгляд бастарда и конфузилась все больше, начинала нервничать из-за того, что соврала Болтону и тот эту ложь мог сейчас превосходно видеть. Взбудоражившись от неправильного выбора, разрываемая сомнениями Волчица, вдруг заволновавшася от осознания того, что на самом деле любой ее ответ на предложение помощи мог с одинаковой вероятностью стать неверным и в конечном итоге мог бы разозлить бастарда, замкнулась в себе и, сжавшись в бадье, начала водить по коже губкой намного быстрее и усерднее, стараясь показать Рамси, что старалась. Однако совсем скоро она услышала шаги приближающегося к ней бастарда, а уже через мгновение прекратила мыться и неподвижно застыла в купельне, превратившись в слух
Бастард был в последние дни зол и холоден, почти не говорил с ней и, хоть не обращался с женой грубо, но и мягкостью не отличался, даже скорее был очень требовательным. И знающая это Санса украла быстрый взгляд на появившегося в ее поле зрения мужчину и на миг перестала дышать, услышав его бесстрастный низкий голос:
— Ты только растираешь грязь. Отдай мне эту тряпку.
Он протянул к ней руку и, забрав быстро переданную ему мочалку, наклонился вперед. Отвернувшая же в сторону голову Санса, что уперлась взором в запястье прижатой к телу правой руки и никуда не сводила с него глаз, приготовилась к тому, что Болтон сейчас будет груб с ней. И в чем-то она оказалась действительно права: бастард мыл ее быстро, небрежно, тер намного сильнее, чем надо, и не озадачивался ее удобством. Она, дрожа от страха, терпеливо все сносила, только единожды замешкалась, услышав от Рамси грубо кинутое: «Раздвинь ноги», и, повесив голову на грудь, стыдливо спрятала лицо за волосами.
Волчица более не принадлежала себе, у нее не могло быть никаких секретов или запретных мест, и чем быстрее она свыкнется с этим осознанием, тем легче ей будет существовать в Дредфорте. Просто делай, что тебе говорят, и сможешь избежать ненужных, излишних мучений, угождай во всем и не узнаешь гнева Болтона. Сказал, что закончили с купанием, — значит закончили; обтер полотенцем — хорошо, тебе самой не придется исхитряться со своими больными руками; приказал лечь на постель и раздвинуть ноги — выполняй, и без промедления, он сделает все за тебя, а ты постарайся хоть немного расслабиться и терпи, несмотря на пробирающую тебя дрожь и гулкий стук сердца — сам мейстер Уолкан назначил тебе это лечение. Не трогай эту введенную в тебя штуку, Болтон сам достанет ее завтра, чтобы убедиться в том, что ты не пробовала вынуть ее из себя ночью. Имеет на это право. Вновь пристегивает к изголовью кровати цепью — так и должно быть, ты не оправдала доверия. Затушил факелы и свечи — значит тебе пора спать. Рамси виднее. Ты проиграла и тебе никуда не сбежать. Смирись. Делай, как тебе говорят, и, может быть, избежишь наказания.
Обнаженная Санса сидела, опираясь спиной на подушки, и прикрывала своё тело меховым одеялом. На цепь, ведущую от столбика кровати к ее тонкой руке, она сдвинула сброшенную с себя сорочку и теперь дожидалась, когда к ней придет Болтон для вечерней «прогулки» по покоям, которая теперь была её самым любимым и одновременно с тем самым ненавистным временем. Накручивать круги по периметру приходилось не несколько минут, а, по меньшей мере, полчаса, иногда даже и под час выходило. И, несмотря на то, что Волчице предоставлялась возможность подвигаться и сменить картинку перед глазами, хорошего в этих прогулках было мало: ходить можно было только по определенной траектории, чтобы бастард всегда мог видеть ее перед собой, присесть и передохнуть от мельтешения туда-сюда было запрещено и никаких разговоров в это время не велось. Болтон вообще теперь редко говорил с ней, лишь отдавал приказы и пристально наблюдал за ней.
Разрываемая противоречивыми чувствами, Санса желала сейчас, чтобы Болтон появился здесь как можно скорее, и одновременно с тем мечтала о том, чтобы отсрочить сегодняшнюю встречу с ним. Назначенное мейстером лечение уже было пройдено и, хотя мужчина придерживался мнения, что с беременностью сейчас стоило повременить, однако спать с мужем не запрещал, и Волчица хотела пустить это в ход: в постели бастард запросто мог увлечься и, позабыв о совете целителя, излиться в нее, а там и до рождения ребенка было недалеко. И поэтому теперь одна часть Старк стремилась покончить со всем поскорее, напоминала, что ничего страшного в соитии с мужем нет, и это только пойдет ей на пользу: и Болтона, может быть, удастся расположить к себе, и понесет куда раньше, чем через полгода. Однако в то же время все естество девушки противилось этому решению, не могло перебороть испытываемый перед бастардом страх. Хранительницу Севера пробирала дрожь и скручивало
Но прежде чем этот час наступит, Сансе придется с болью и досадой ложиться под какого-то бастарда… Болтона, зная, что так же, как и её, он трахал и других девушек, пользовался ими и ею, как личными шлюхами, и не видел между ними всеми особых различий. Становилось жутко от мысли о том, что она не сможет угодить мужу, и тот начнет обращаться с нею в постели, как в первый месяц после женитьбы.
Уже начавшие заживать ладони Волчицы блестели от выступившего на них пота, а на ее лице отражалось ничем не скрытое беспокойство. Она нервно обегала взором своих голубых глаз спальню, не находя, за что зацепиться взглядом, и прислушивалась ко всем звукам, всё время находясь настороже. И хотя Хранительница Севера не могла с точностью сказать, зачем ее переместили в покои Рамси, однако предполагала, что это было сделано из предосторожности, чтобы леди Болтон охраняли не двое гвардейцев, а четверо — пара на главном входе и пара на внутренних дверях.
В Дредфорте хозяйские покои, в отличие от остальных, были разделены на две половины: одна сквозная, с одним рабочим и одним небольшим обеденным столом, кушеткой и камином, а следующая за ней половина была спальней, с установленными в ней комодом и, опять же, камином. Предположительно, такая планировка была обоснована тем, что разбив одну комнату на две, схитрившие Болтоны смогли уменьшить размер непосредственно спальни, а чем меньше помещение, тем легче его было протопить. Более того, две части, соединенные воедино, превосходили в размерах хозяйские покои в Винтерфелле, и за счет наличия обогреваемого помещения между спальней и холлом, тепло удерживалось здесь намного лучше. И, задумавшись в один момент о выставленной страже, Санса поняла, кто же её «спас»: гвардейцы, находившиеся в тот день на посту у её покоев. Восстановив в памяти последовательность событий, девушка припомнила, что по меньшей мере дважды громко вскрикнула, и стоявшие под дверями мужчины непременно услышали крики жены лорда. Наверное, они либо сами вскрыли двери в её спальню, либо быстро позвали Болтона. Однако это уже не имело никакого значения: самоубийство не удалось и вряд ли получится в будущем.
Мгновенно уловив скрип открывающихся внешних дверей хозяйских покоев и слыша сейчас шаги идущего сюда бастарда, дочка Старка сбивчиво задышала от волнения и, сбросив с себя одеяло, перекатилась ближе к краю постели. С придыханием наблюдая за тем, как открывается дверь и в спальню не спеша вступает Болтон, она приподнялась на локте и с пристальным вниманием проводила его глазами.
Вошедший же в покои Рамси заинтригованно глянул на голую девушку и неторопливо зашагал к ней, не спуская с неё подозрительного взгляда. И не успел он дойти до кровати, как Санса заторопилась встать на четвереньки на краю постели и, опустившись грудью на покрывало и положив на него голову, тихо произнесла, взволнованно глядя в сторону бастарда:
— Пожалуйста, возьмите меня, милорд.
Сразу после этих слов Старк уткнулась лицом в меховое одеяло и закрыла глаза, пытаясь отстраниться от происходящего. Всё её тело было напряжено, сотрясалось от пробегающей по нему мелкой дрожи, и когда рука Болтона легла ей на ягодицу, то она сжалась и стала пробовать отвлечься еще отчаяннее. Сансс чувствовала, как Рамси оглаживает и сжимает её зад, и зажималась всё больше, безостановочно колотилась от страха, беспокоясь о том, чтобы бастард не был с ней груб и близость с ним не принесла ей боли или неприятных ощущений.
У Хранительницы Севера всё дрогнуло внутри от необъяснимого ужаса, когда неожиданно Болтон заговорил, вгоняя ее своим низким, холодным, бесстрастным голосом в оторопь:
— Ты дрожишь. Почему?
Санса, у которой на мгновение сперло дыхание и внутри всё похолодело, оказалась в полнейшей растерянности и страхе от того, что ей задали вопрос и ждали на него ответа. Она перескакивала в панике с мысли на мысль, не зная, на чем остановиться: солгать или сказать правду? Солгать— значит рискнуть тем, что Болтон может опознать эту ложь, а сказать правду — рискнуть ввести его в ярость. Вдруг ложь удастся? А если нет? Попавшись на обмане, в любом случае придется затем рассказать правду, и Болтон в итоге разозлится еще сильнее. Если же остановиться на правдивом ответе, то он, конечно, может рассердить мужа, однако в то же время может его и смягчить.