Разорвать порочный круг
Шрифт:
— Я принесла тебе влажное полотенце. Так что, если хочешь, то можешь…
Ее голос сошел на нет, а задержавшийся на пару мгновений взглядом на полотенце у нее в руках Болтон тихо и сговорчиво сказал:
— Да, спасибо… — и, отставляя в сторону кружку, стеснительно потянулся за тряпицей, будто боялся, что ее сейчас выдернут у него из-под носа.
Проникаясь благодарностью к жене и чувствуя, как внутри растекалось приятное тепло, он принялся вытирать заплаканное, покрасневшее и припухшее лицо холодным влажным полотенцем, находя облегчение в прикосновениях прохладной ткани к полыхающей коже.
Протерев лицо и избавившись от пощипывания и жжения, Болтон скрутил все еще влажное полотенце и теперь застыл на месте, вертя в руках тряпицу и бездумно глядя на нее. В голове до сих пор царил сумбур, чувства и ощущения в этот час явно подводили его, сеяли хаос и вгоняли в странное оцепенение. В один миг все будто бы перевернулось с ног на голову, и теперь было непонятно, что это означало. Более того, Рамси настолько устал от продолжительного плача, что не мог сейчас думать ни о чем другом, кроме того, чтобы закрыть глаза и подремать некоторое время.
Он повел плечами, немного пошевелился, устраиваясь поудобнее на поддерживающих его спину подушках, и посмотрел на жену, думая о том, что ему следовало бы узнать у нее, где они находились, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Они застревали у него где-то в горле, отказывалиь вылетать наружу, и казалось, что их тянул обратно какой-то страх, предупреждал бастарда, что ему не стоило что-либо спрашивать, а лучше всего было промолчать. И положившийся на это ощущение Болтон молчал, ища успокоение в повисший тишине.
Однако тишина продлилась совсем не долго: лишь до тех пор, пока к Рамси не придвинулась Волчица и не спросила с заметным беспокойством на лице:
— Рамси… — он поднял к ее лицу внимательный взор голубых глаз, — расскажи мне, что испугало тебя… Пожалуйста.
Санса смотрела на него с отразившейся на лице просьбой, а бастард, к своему удивлению и непониманию, почувствовал даже не желание, а нужду обязательно ей все рассказать. Довериться и рассказать ей всё, как бы странно и непривычно это не было.
Громко сглотнув и слегка медля с ответом, Рамси неуверенно заговорил:
— Это сложно объяснить… Просто…
Что просто? Ты сам не понимаешь, что случилось.
Он замолк в нерешительности, все так же желая рассказать обо всём жене, но не зная, с чего начать и что говорить; не зная, следовало ли вообще о таком говорить. Рамси тянуло рассказать Волчице обо всем, однако что-то и сдерживало этот порыв.
Колебания мужа были замечены девушкой, и та придвинулась к нему еще ближе и, озабоченно взирая, произнесла:
— Расскажи мне, Рамси. Не бойся, все в порядке, я всего лишь хочу тебе помочь.
На мгновение внутри все болезненно сжалось, однако затем это ощущение исчезло, не оставив после себя ничего, и, все-таки решаясь довериться жене, Болтон заговорил, устремляя взор к полотенцу и теребя его в руках:
— Когда… когда я очнулся и ты зашла в комнату,
Заметив краем глаза изменившееся выражение лица жены и мгновенно заволновавшись, что она могла не так понять его, Болтон забегал рассредоточенным взглядом из стороны в сторону и заторопился продолжить говорить, вгоняя своими словами в изумление и еще большее недоумение Волчицу:
— Я не хотел ничего из этого, не хотел, чтобы ты уходила, не хотел оставаться одному, а желать, чтобы… чтобы ты исчезла, заставляла меня боль… и страх. Но скорее, — он вновь перевел взгляд на колени и, замолкнув на мгновение, затем договорил: — скорее та боль… Я сам не понимаю.
Последние слова были произнесены почти неслышимым шепотом, а подавленный своей несвязной речью Рамси повесил голову на грудь, избегая смотреть на жену. Было беспокойно, что Санса сейчас просто засмеется над ним и, ничего не сказав, уйдет из покоев, решив заняться чем-нибудь другим. От мыслей о таком возвращалась боль и становилось страшно… Ему обычно никто не был нужен, но не в этот раз, не сегодня.
Пока же, к радости Рамси, Волчица с места не сдвинулась и только спросила, чуть морща лоб:
— Боль? У тебя сильно болела нога?
— Нет, не нога, — ответил бастард, слегка покачивая головой и думая над тем, как объяснить, что чувствовал тогда. Он вспоминал, что ощущал в тот момент и пытался определить, что же все-таки это было. Собравшись с мыслями, он продолжил говорить, чуть запинаясь и переживая за то, что сейчас хотел сказать: — Эта боль… исходила изнутри. Нет… это было… словно это ты несла ее.
Морщинка на лбу жены стала заметнее, на лице появилось выражение озабоченности, а до этого прикованный к Болтону взгляд потупился и устремился в пустоту. Затем же девушка, что-то надумав у себя в голове, вновь посмотрела на выжидательно глядящего на нее исподолба мужа и, встретившись с ним взглядом, смягчилась в лице и тихо спокойно произнесла, выжидательно взирая на него:
— Что ты имеешь в виду? Я пока не особо понимаю, — сказала она, будто оправдывалась.
Рамси задумался, нахмурился. Как такое можно было объяснить? Как можно было рассказать о том, что и ему казалось странным и невероятным? Поверит ли она вообще в подобное? Внутри что-то болезненно сжалось.
Набираясь духа и вновь сглотнув подкативший к горлу ком, он с пробившейся в голосе неуверенностью заговорил:
— Когда… когда ты подходила ко мне, мне становилось, — горло внезапно сжало, внутри больно закололо и снова появилось желание заплакать. Преодолевая порыв, Рамси с трудом продолжил, затрачивая на каждое слово огромное количество усилий, — всё больнее и больнее. Я не мог думать ни о чем другом, кроме этой боли.