Разорвать тишину
Шрифт:
— Все равно пойду. Хоть разузнаю, что там и как. Люди же там умирают, — ответил охотник и поднялся от печи, давая понять, что разговора не получилось. Затем помолчал и добавил: — Понятно, что всем не поможешь. Но если хотя бы одного человека удастся живым из болот вывести — разве этого мало?..
«Спасая одного, спасешь весь мир», — так сказано в древней священной книге, которая на несколько тысячелетий была старше самого Кузьмича. Сам охотник никогда не слышал этих слов — наш бедный человеческий разум ограничен суетой своего времени. Но зато это знала его совесть, число дней которой
Это трудно объяснить, но иногда молитвы незнакомых людей, отражаясь от неба, становятся без звуков услышанными на другом краю света. Чудеса творятся через людей — пока охотник не принял решения пойти к заброшенной фактории, он не находил себе места, словно кто-то, не переставая, шептался в его сердце. Но как только он решился, сердце замолчало, зато появилось нетерпение. Отвечая на зов своей совести, Кузьмич собрался в дорогу всего за два дня, и уже на следующее утро после разговора со Степаном вышел из Покровского на запад, ведя за поводок навьюченную лошадь. В тот самый момент Алексей и его спутники спустились с гряды и скрылись в камышах.
На третьи сутки пути Санька, проснувшись, не узнал окружающего мира. Пока они спали, над болотами пошел мокрый снег, перед рассветом повалив густыми хлопьями. Все видимое пространство до горизонта стало белым, снег наглухо, как погребальным саваном, покрыл высокие мшистые кочки, камыш и заросшие озера с черной водой. Костер давно потух, снег залепил остывшую золу белыми мокрыми хлопьями. Было тихо и безветренно.
— Вот тебе и месяц май, — громко произнес папа, с трудом поднимаясь на ноги. — Давайте-ка огонь заново разводить.
Сразу после его слов на охапках камыша зашевелились все остальные, приподнимая головы из-под курток и пальто, накрытых слоем снега. Угрюмая речная долина словно показывала людям, посмевшим нарушить ее вечный покой, что здесь будет зимой, когда от мороза при дыхании у человека сходит эмаль с зубов.
— Никогда не буду больше пешком ходить, — через силу шутил папа, опускаясь на корточки возле потухшего костра. От постоянной сырости все суставы распухли и стали чужими, а при дыхании в спине под лопатками отдавало острой болью. От голода постоянно кружилась голова. Остальные чувствовали себя не лучше, актриса задыхалась от сухого кашля, но от жалости к себе никто не ныл. Ведь они еще были живы.
Начало пути обнадеживало. В первый день, не успели они пройти в камышах и сотни метров, как из-под самых ног художника вдруг с хлопаньем вылетела небольшая птица с ярко-белыми пятнышками оперения. Словно давая себя внимательно рассмотреть, птица села на кочку в нескольких метрах от замерших людей и, поблескивая черными бусинками глаз, принялась что-то ковырять в сером мокром лишайнике.
— Кедровка, — замирая на месте, тихо ахнул папа. — Санька, помнишь?
Мальчишка молча кивнул головой.
Еще в другой, похожей на сон, жизни в их книжном шкафу, за стеклом, стоял том «Мира животных» Брема — любимой книги Санькиного детства. Каждый вечер, перелистывая на коленях ее страницы, он словно покидал двор их дома, где водились лишь коты да голуби, и путешествовал по всему свету, познавая его многообразие на пестрых картинках
— Точно кедровка, — уверено сказал папа. И замечая, что остальные не разделяют его радостного возбуждения, быстро пояснил. — Она прячет во мхах тайники с орехами. А значит, совсем рядом здесь должны расти кедры!
Еще одна загадка речной долины. До ближайшего кедрача, растущего за Петровым скитом, было пятьдесят с лишним верст по мертвым марям, где в черной воде между кочками не откладывают свои личинки даже комары. Но, к счастью, Алексей и его спутники об этом не знали. Воодушевленные добрым знаком, раздвигая руками камыши, они медленно пошли дальше, с каждым шагом ожидая, что вот сейчас, за этим просветом, покажется зеленая стена тайги, и они будут спасены.
Но прошел час, затем еще час, невидимое за тучами солнце по короткой дуге переместилось на запад, а признаков твердой суши все не было. Дождь перестал, но зато появился туман.
На любой географической карте все болота мира окрашены в веселый, зеленый, как травка, цвет, с тоненькими продольными штрихами. Ничего примечательного. Но если кому-то придется пересекать эти места не взглядом, а своими ногами, остается только искренне пожалеть этого человека. Тонкие безобидные штрихи мгновенно превращаются в разводы черной воды, а нарисованные веселые зеленые пятна колыхаются под ногами, словно живое существо. В болотах даже два метра пути даются с трудом и страхом — лицо и спину заливает липкий пот, от напряжения в глазах начинает двоиться, а сам человек через каждый шаг проваливается по пояс в мокрый мох. Но карта про это молчит.
Можно полюбить море, можно полюбить горы, можно влюбиться даже в пустыню и остаться в ней жить, но болота всегда будут восприниматься человеком как призрачное, порожденное туманами царство умершей природы, которое живым лучше не тревожить.
За первые сутки нечеловеческих усилий путники прошли под проливным дождем на восток всего две версты, но так и не нашли никаких следов твердой земли. Высокие камыши скрывали за собой панораму огромной долины, и было совершенно невозможно понять, в какую сторону следует идти дальше. Заросли тростника сменялись густой осокой, изредка путникам встречались одинокие деревья: низкорослые лиственницы, осины, или корявые рямовые сосны, каким-то чудом пустившие корни в жидком перегное.
Но деревья и высокие волнообразные кочки только обманывали, создавая иллюзию твердой поверхности. В этих широтах кочки представляют собой ядра вечной мерзлоты, над которыми веками разрастались мхи. Стоило только ступить на эту призрачную твердь, как кочка с бульканьем уходила в бездонную пустоту, выпуская из-под себя пузыри реликтового воздуха, которым здесь дышали еще огромные, обросшие шерстью, носороги. В отсутствии опыта, Алексею и его спутникам пришлось изучать все ловушки долины Оби на себе. Медленно, один за другим, проваливаясь по пояс в мокрый тяжелый мох, они продвигались вперед, перед каждым шагом проверяя прочность ложной суши длинными слегами.