Разрушающее напряжение [Венера Прайм]
Шрифт:
Сдержаннее оценить ситуацию было невозможно.
— По правилам, — задумчиво продолжал инженер, — я был должен сейчас прийти в ярость, связаться с Венерой и разоблачить тебя перед властями. Но в данных обстоятельствах это лишено смысла, да и ярость мне никогда по-настоящему не удавалась. Ты, конечно, скажешь, что это из-за лени, но я считаю иначе. — Он криво усмехнулся. — О, твое мнение, обо мне, мне известно — с присущей тебе аккуратностью ты четко определил, что я за тип, нет разве? Я слабохарактерен и распущен, у меня нет понятия о нравственном величии, да и вообще
Грант чувствовал себя не в том состоянии, чтобы предаваться психологическому анализу, — сейчас было не самое подходящее время для этого. К тому же мысли Гранта все еще были целиком заняты неожиданным и загадочным ходом событий. А Мак-Нил, отлично понимая это, явно не спешил удовлетворить любопытство Гранта.
— Ну и что же ты намерен теперь делать? — Спросил Грант, желая поскорее покончить с этим делом.
— Я, — спокойно ответил Мак-Нил, — продолжил бы дискуссию с того места, на каком она была прервана из-за этого кофе.
— Не думаешь же ты…
— Думаю! Думаю продолжить, как если бы ничего не произошло!
— Чушь! — вскричал Грант. — Ты хитришь!
Мак-Нил со вздохом отпустил маленькую бутылочку, она поплыла над поверхностью стола между ними, и твердо посмотрел на Гранта:
— Не тебе обвинять меня в интриганстве. Итак, я повторяю мое прежнее предложение, я предлагаю решить, кто из нас примет яд. Только решать мы теперь будем вдвоем. И яд будет настоящий. — Он достал из кармана пиджака еще один пузырек, похожий по размеру на первый, но ярко-синего цвета и позволил ему поплыть рядом с первым. Затем сказал, указав пальцем. — От этого порошка остается лишь отвратительный вкус во рту.
У Гранта наконец мелькнула догадка.
— Ты подменил яд?
— Естественно. Тебе, может быть, кажется, что ты хороший актер, Грант, но, по правде говоря, тебя насквозь видно. Я понял, что ты что-то замышляешь, пожалуй, раньше, чем ты сами отдал себе в этом отчет. За последние дни я обшарил весь корабль. Было даже забавно перебирать все способы, какими ты постараешься от меня отделаться. Мне это помогло скоротать время. Яд был настолько очевиден, что прежде всего я позаботился о нем. Но с сигналом опасности я, кажется, переусердствовал и чуть не выдал себя, поперхнувшись первым же глотком: соль плохо совместима с кофе.
Он снова невесело усмехнулся.
— Вообще-то я надеялся на что-то более тонкое. Я нашел пятнадцать абсолютно надежных способов убийства на космическом корабле. Но описывать их сейчас мне не хотелось бы.
Это просто фантастика, подумал Грант. С ним обходились не как с преступником, а как со школьником, не выучившим урока.
— И все-таки ты готов начать все сначала? — недоверчиво спросил он. — И в случае проигрыша даже сам принять яд?
Мак-Нил долго молчал. Потом медленно заговорил снова:
— Вижу, ты все еще мне не веришь. Это не соответствует твоему представлению обо мне, не так
В сущности все очень просто. (Он сделал паузу, и затем продолжил более оживленно). Я брал от жизни все, что мог, не о чем не сожалея, не слишком терзаясь угрызениями совести.
Грант… Большая часть моей жизни уже позади, но я не цепляюсь за то, что осталось, так отчаянно, как ты считаешь. Однако кое-что, пока я жив, мне совершенно необходимо. Тебя это, может быть, удивит, но дело в том, Грант, что некоторые принципы у меня имеются. В частности, я… я всегда старался вести себя как цивилизованный человек. Не скажу, что это всегда мне удавалось. Но, сделав что-либо неподобающее, я всегда старался загладить свою вину.
Он опять помолчал, а затем так, точно не Грант, а он сам нуждался в оправдании, объяснил:
— Я никогда не питал к тебе симпатии, Грант, но я часто тобой восхищался. Вот почему мне очень жаль, что все так случилось. Особенно я восхищался тобой в тот день, когда корабль получил пробоину.
После этих слов Мак-Нил запнулся и не смог сразу подобрать нужные слова. Когда он заговорил снова, то избегал встречаться взглядом с Грантом.
— В тот день я показал себя не с лучшей стороны. Случившееся потрясло меня. Я всегда был уверен, что выдержу любое испытание, но… в общем удар был слишком силен, он сбил меня с ног, я не выдержал…
Он попытался шуткой скрыть смущение:
— Такая же история случилась со мной в моем первом полете. Я был слишком уверен, что никогда не заболею космической болезнью, а в результате именно из-за излишней самоуверенности мне было особенно тяжело. Но я переборол себя — переборол тогда и переборол теперь… Большим сюрпризом, — мало что в моей жизни так сильно удивляло меня, — стало то что я увидел, что именно ты, ты — «Стальной Грант», начинаешь ломаться…
Грант сердито покраснел, но Мак-Нил, не дав ему ничего сказать, продолжил:
— О, конечно, история с вином! Я понимаю, ты сейчас думаешь о ней. Так вот, это — единственное, в чем я НЕ раскаиваюсь. Я сказал, что всегда старался вести себя как цивилизованный человек, а цивилизованный человек должен знать, когда напиться. Но тебе этого, пожалуй, не понять.
Между тем, как ни странно, именно сейчас Грант начал его понимать. Только сейчас он почувствовал, как сильно заблуждался насчет Мак-Нила. Нет, «заблуждался» — не то слово. Во многом он был прав. Но он скользил взглядом по поверхности, не подозревая, какие под ней скрываются глубины.
В первый и (учитывая обстоятельства) в последний раз ему стали ясны истинные мотивы поведения инженера. Теперь он понимал, что перед ним не трус, пытающийся оправдаться перед миром: никто и не узнает, что произошло на борту «Стар Куин». Да и Мак-Нилу, с его так часто раздражавшей Гранта самоуверенностью, вероятнее всего, наплевать на общественное мнение. Но ради той же самоуверенности ему необходимо любой ценой сохранить собственное доброе мнение о себе. Иначе жизнь утратит для него всякий смысл, и на такую жизнь он ни за что не согласится.