Разрыв-трава
Шрифт:
Шумная разворотливость Стефана Белозерова нравилась Максиму много больше, чем обходительность вежливого Павла Рымарева. Но, приглядываясь к ним, он понял, что оба разными способами коверкают извечный порядок хлебоуборки. Раньше крестьянин, сжав хлеб, первым делом свезет снопы на гумно, сложит в скирду, потом берется за обмолот, потом когда зерно прибрано, распоряжается урожаем. А тут…
Полдня молотилка стояла из-за поломки. Пустили. Ожил ток, наполнился шумом. Глотая снопы, молотилка напряженно и судорожно вздрагивала, над ней поднималось облако пыли, мельтешила мякина. Максим серпом рассекал обвязку снопов, кидал их на зубья барабана. Первые несколько минут он работал неловко, торопился, и машина то перегруженно охала, то вхолостую лязгала железом. Приноровившись, он начал ровно подавать в зубастую пасть молотилки тугие снопы. И только наладилось дело, машина замолчала. Над током повисла тишина. Максим разогнулся. Что такое? Все то же: не подвезли с поля снопы. Где подводы? Их отправили с зерном на хлебоприемный пункт. Возвратятся к вечеру. С утра привезут несколько суслонов и снова на хлебоприемный пункт.
Максим разыскал Рымарева. Председатель куда-то спешил. Он всегда почему-то спешил, стоило Максиму затеять с ним разговор.
— Так у нас дело не пойдет, председатель! — без околичностей сказал ему Максим.
— А что сделаешь? — развел руками Рымарев.
— Сними подводы с хлебосдачи, вывези все суслоны.
— Это можно бы… Но первое дело хлеб государству. Это самая главная задача, без выражения, как давно затверженное, проговорил Рымарев.
— Пусть так. Но разве государство останется в убытке, если тот же самый хлеб мы сдадим на несколько дней позднее? Нет. А вот если не заскирдуем снопы, да не дай бог ненастье… Без хлеба останемся, Павел Александрович. Ты что, не понимаешь?
— Понимать я, возможно, и понимаю. Однако было строгое указание…
Рымареву, как видно, весь этот разговор не доставлял никакого удовольствия, он озабоченно оглядывался, то и дело вытягивал за цепочку карманные часы, подкручивал головку заводки.
— Чье указание? — Максим и не думал отступать.
— Белозерова.
— Поедем к нему.
— Он в районе, на семинаре. Вернется, тогда и поговорим.
— Когда вернется?
— Точно не знаю. Для через три, очевидно.
Максим огляделся. Пыль над молотилкой уже осела. Колхозники лежали на соломе, слушали байки Параньки Носковой, смеялись. Солнце высоко висело над сопками, на небе ни облачка. Такие дни и пропадают зря.
— А разве только Белозеров всему голова? — спросил Максим. — Мы с тобой партийные люди. Так? А еще тут Абросим Кравцов. Вот и решим.
— Я не знаю, правильно ли будет. Лучше подождать.
— Некогда нам ждать, Павел Александрович! Пойдем к Абросиму.
Абросим Кравцов без шапки, сверкая на солнце лысиной, сидел на стропилах сарая, ладил крышу. Пока Максим объяснял ему, Рымарев молча разгребал носком рыжего от пыли сапога кучу мякины.
— Так что тебе нужно, председатель? — Абросим кряхтя спустился на землю.
— Мне ничего. Максим Назарович выдумывает.
— Это-то и плохо. Тебе по должности твоей и самому кое-что выдумывать не мешает, грубовато заметил Абросим. Максим дело толкует.
— Как вы не поймете, товарищи, что не могу я, прав не имею! А если мы тебе бумагу дадим с нашим решением? А? — спросил Абросим.
— Вынужден буду подчиниться большинству…
— Пиши, Максим, наше решение: все подводы направить на скирдовку.
Написав решение, Максим протянул его Рымареву. Тот аккуратно свернул листок, положил в гимнастерку, покусывая короткие усики, пошел к молотилке.
Захомутал его Стишка, с сожалением сказал Максим, глядя ему в спину. Шагу ступить не дает.
Так-то оно так. Но того не захомутаешь, кто сам шею не подставит.
Работа на току наладилась. Молотилка больше не простаивала, но тут новая беда. Зерно было некуда девать. Его ссыпали прямо на землю. В ворохах оно начало гореть. Пришлось вечерами при свете костров очищать зерно на веялках, ворошить. Люди уставали, недосыпали, но никто не роптал, не жаловался: в страду завсегда работали за двоих. На то она и страда. На току безотлучно находился и Рымарев. Он, видимо, боялся неизбежного разноса от Белозерова и не хотел встретиться с ним один на один.
Председатель сельсовета примчался на полевой стан поздно вечером. На взмыленном коне он вылетел из темноты в круг света от огня, спрыгнул с седла и сиплым голосом позвал:
— Рымарев! — С запястья правой руки змеей свисала витая плеть, круглая барашковая шапка воинственно сбилась на затылок.
Рымарев остановился перед ним, невольно опуская руки по швам, тихим голосом поздоровался. Не отвечая на приветствие, Белозеров бешеным шепотом спросил:
— Сколько центнеров зерна сдал?
— Когда? — тянул время Рымарев.
— В эти дни, черт возьми! — взорвался Белозеров. — Какого хрена мямлишь?
Торопливо достав из кармана бумажку, написанную Максимом, Рымарев протянул ее Стефану Ивановичу.
Максим стоял в стороне, молча ждал. Белозеров повернулся
к огню, прочел бумажку, резко вскинул голову, шагнул к Максиму и, задыхаясь от ярости, прохрипел:
— Саботажник! — сунул бумажку ему под нос. — Что это такое?!
— Укороть руки. Чего махаешь? — сдержанно проговорил Максим, усмехнулся.
Его усмешка и вовсе разъярила Белозерова. Бледный, со сжатыми кулаками он двинулся на Максима, но круто повернулся, зашагал к зимовью, бросив на ходу:
— Пошли!
В зимовье полевого стана мирно коптила керосиновая лампа. Возле нее чинил уздечку конюх дед Аким. Белозеров бесцеремонно выставил его на улицу, закрыл дверь на крючок и после этого дал волю своему гневу.
— Вы… губы его прыгали, кривились. В господа бога, в душу мать!..
— Стишка, окна полопаются! — остановил его Максим.
— Он еще шуточки шутит! Белозеров достал из кармана бумагу, развернул и бросил на стол два листа. Читай!
На листах было напечатано:
Из постановления областной контрольной комиссии ВКП(б). Об оппортунистическом извращении партлинии в Мухоршибирской парторганизации.
1. Распустить бюро Мухоршибирского райкома ВКП(б) и райпарттройки.
2. Снять с работы секретаря Мухоршибирского райкома ВКП(б) Павлова, председателя РИКа Мартынова, уполномоченного ОГПУ Седенко, объявив строгий выговор каждому за правооппортунистическое руководство парторганизацией, что выразилось: в невооружении партийного актива села боевыми задачами, в оппортунистическом благодушии, в надежде на самотек и т. д.