Разведчик Кент
Шрифт:
За время этой работы в будущем разведчике утвердились те качества, которые потом оказали ему неоценимую услугу. Работая без выходных, часто по ночам, А. М. Гуревич привык к колоссальным физическим и моральным нагрузкам.
Будучи руководителем, он получил навыки организаторской работы и экономические знания, которые пригодились в его дальнейшей предпринимательской деятельности.
Работа научила его осмотрительности и осторожности во всем, в том числе и в отношениях с женщинами.
Однажды Николай Федорович Нионов, начальник штаба ПВО района и непосредственный начальник Анатолия, сказал ему: «Учти на всю жизнь мой совет. Никогда не позволяй себе влюбляться, ухаживать за девушкой, находящейся в твоем подчинении, и даже той, которая работает с тобой в одном учреждении, на одном предприятии.
2
Цитируется по рукописи неопубликованных воспоминаний А. М. Гуревича из его личного архива. С. 44.
Это напутствие очень пригодилось А. М. Гуревичу в его разведывательной практике. Нелегальная работа требовала управления чувствами. В случае провала разведчика его возлюбленная неминуемо оказывалась во власти контрразведки, что приводило к тяжелейшим последствиям. Более легкомысленные интимные отношения тоже не сулили ничего хорошего: среди доступных женщин, в числе которых чаще бывали официантки, горничные, проститутки, нередко встречались агенты полиции, платные осведомители, сотрудницы разведорганов.
Годы, проведенные в штабе ПВО, дали Анатолию Марковичу и хорошую нравственную подготовку: очень много ему довелось общаться с порядочными людьми, которые своим примером научили его отличать жизненные ценности от явлений поверхностных и пустых. Среди таких людей были Сергей Миронович Киров, уже упоминавшийся Иван Иванович Газа, бывший комиссар Петроградского военного округа, член РВС Западного и Восточного фронтов, секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Борис Павлович Позерн.
Воспитанный на примерах человечности и гуманизма этих людей, А. М. Гуревич всю свою деятельность соизмерял с их делами и поступками.
В 1933 году скончался 39-летний И. И. Газа. Год спустя был убит С. М. Киров. Судьба, словно нарочно, выбивала из седла самых талантливых, самых порядочных людей. Но их человеческие качества, их отношение к людям, к работе стали хорошим примером в будущем.
В конце 1934 года А. М Гуревич был назначен на сложную и весьма ответственную должность. На этот раз он стал начальником спецсектора и группы ПВО Нарвского РЖС. Это была чрезвычайно сложная работа, требовавшая больших знаний, собранности, аккуратности и организаторского дарования. Ему приходилось вести обширную секретную переписку со многими руководителями и государственными учреждениями. Тогда же А. М. Гуревичу пришлось научиться разбираться в премудростях бухгалтерского дела, поскольку он отвечал в районе за строительство и оплату строительства бомбоубежищ, предназначенных для укрытия населения в случае вражеских бомбардировок. А средства для их оборудования выделялись немалые. Кто бы мог предположить, что и эти знания через несколько лет станут для него просто незаменимыми.
Середина и вторая половина 30-х годов, как известно, одна из самых тяжких страниц в истории нашего государства. Сейчас о массовых репрессиях написаны сотни книг и тысячи статей. Но ни в одной из них события тех лет не рассмотрены с позиций социальной психологии. Учеными до сих пор не изучен феномен влияния руководства СССР на массовое сознание его граждан. И сам механизм утверждения общественного сознания той поры представляется, несмотря на обилие публикаций, вопросом неисследованным. До сих пор поражает не столько искренняя вера большей части граждан страны в генеральную «линию партии», сколько эффективность дифференцированного влияния на людей. Вдумайтесь только: в одни и те же идеи, понимая их на своем образовательном и интеллектуальном уровне, верили и безграмотные колхозники, и эрудированные академики, и осторожные партработники, и служащие, и рабочие.
Верил в «генеральную линию» и Анатолий Гуревич.
Из газет и сообщений по радио он узнавал об аресте того или иного деятеля или сразу нескольких человек. Это удивляло, обескураживало, но не возникало даже сомнений в виновности этих людей. Даже тогда, когда арестовывали тех, кто Анатолию был хорошо знаком, мелькала мысль: «Оказался врагом народа!
Так было, когда по обвинению в причастности к убийству С. М. Кирова были арестованы советские работники Д. Ф. Кирьянов, И. И. Алексеев, военачальники Р. П. Эйдеман, В. М. Примаков, М. Н. Тухачевский.
3
Цитируется по рукописи неопубликованных воспоминаний А. М. Гуревича из его личного архива. С. 62.
Представляется, что одной из причин такой веры были не наивность и простодушие, а влияние авторитета судей, который был ничуть не ниже, а зачастую и выше, чем у осужденных. Трудно, например, было сомневаться в правоте приговора, вынесенного в июне 1937 года, группе военных деятелей – М. Н. Тухачевскому, И. Э. Якиру, И. П. Уборевичу, Р. П. Эйдеману, Б. М. Фельдману, В. М. Примакову, В. К. Путне, если среди судивших их были В. К. Блюхер, Б. М. Шапошников, П. Е. Дыбенко, В. В. Ульрих, Я. И. Алкснис, И. П. Белов, Н. Д. Каширин.
И дело не только в их непререкаемом авторитете. Многие знали, что судей и осужденных связывали многолетние служебные, а порой и дружеские отношения. Казалось, что переступить через это без всяких оснований – невозможно!
Когда в 1938 году были расстреляны уже бывшие судьи – В. К. Блюхер, П. Е. Дыбенко, Я. И. Алкснис, И. П. Белов – это привело к еще большему внутреннему замешательству Объяснить ни себе, ни другим А. М. Гуревич этого уже не мог, отчего на душе день ото дня тяжелел камень сомнения и печали.
Для историка было бы ошибкой игнорировать репрессии 30-х годов и их последствия для развития советского общества. Но не меньшей ошибкой было бы не замечать других элементов многообразной и противоречивой жизни как общества в целом, так и каждого конкретного человека. Люди по-прежнему жили разнообразными интересами и переживаниями. Они делали карьеру, учились, ходили в кино, дружили, ссорились, грустили и веселились. Иначе и быть не могло.
Жизнь Анатолия не была исключением. Однажды летом, навещая родителей, отдыхавших на даче под Сестрорецком, он познакомился с молодой женщиной, которую звали Маруся. Она была необычайно хороша собой. Анатолий подружился с ней и ее мужем, известным архитектором, несмотря на то, что они были значительно старше его.
Трудно было не влюбиться в стройную и красивую женщину, тем более, что сама атмосфера курорта – гладь Финского залива, дюны, легкий шелест ветвей сосен – так располагали к этому! Их встречи продолжались и тогда, когда семья архитектора после отдыха возвратилась в Ленинград. Вместе с Мурочкой (так близкие люди звали Марусю) в редкие свободные часы Анатолий гулял по Невскому, бывал в театре. Муж не ревновал. Или делал вид, что не ревновал. Во всяком случае, занятый служебными делами, он был рад, что у его жены появился спутник, любящий ее чистой, почти мальчишеской любовью. Это чувство и нравственные препятствия не допускали между Анатолием и Марусей интимных отношений. Это было чудно и для кого-то даже забавно. Одним из препятствий на пути их отношений и одновременно поводом для еще большего сближения, была редкая образованность Маруси и ее мужа. Раз в неделю, по средам, к ним в дом приходили их друзья и знакомые, среди которых стал появляться и А. Гуревич. Хорошо и давно знавшие друг друга члены этого стихийно возникшего не светского, а вполне советского «салона» не столько гуляли и веселились, сколько вели непринужденные беседы о литературе и искусстве. Первое время Анатолий больше отмалчивался. Он впитывал в себя не только новые знания, но и сам стиль общения, перенимал умение вести дружеские беседы, шутить, улыбаться. Ни в какой разведшколе мира этому научить бы не смогли. Можно дать человеку какую-то сумму знаний, представлений о сути предметов и явлений, но вдохнуть в него атмосферу интеллигентной среды, не вырастив его в ней, не смог бы никто. Интеллигентность человека сродни английскому газону: семена его посеяны в незапамятные времена, а долгие последующие годы уходят на то, чтобы довести до непринужденного и глубокого по сути совершенства.