Разведчик Линицкий
Шрифт:
Еще 9 февраля 1918 года в селе Гнативна под Киевом, куда стянулись все отряды и подразделения украинского войска, участвовавшие в киевских боях, по инициативе генерала Константина Присовского и подполковника Петра Болбочана состоялось большое совещание, на котором было принято решение объединить все имеющиеся силы в одно соединение под единым командованием. Новое подразделение получило название Отдельного Запорожского отряда. Командиром его стал генерал Присовский.
Положение отряда было неслыханно трудным. Запорожцам не хватало самого необходимого – продуктов, оружия и боеприпасов. К тому же отряд сражался фактически в окружении – с востока его давили красные части командарма Муравьева, с запада – отряд красного комдива Киквидзе, а с юго-запада –
23 февраля 1918 года 2-й курень подполковника Болбочана приблизился к Житомиру. Позиции для наступления были выбраны настолько удачно, а секторы обстрела подобраны настолько умело, что 24 февраля большевики Киквидзе рванули из города после первой же атаки. Развивая успех, Запорожский отряд двинулся вперед. 1 марта от большевиков был освобожден Киев. 30 марта – Полтава, 6 апреля – Харьков. 24 апреля курени 2-го запорожского полка подполковника Болбочана маршировали по улицам освобожденного от красной власти Симферополя.
Однако накануне антигетманского восстания Запорожская дивизия снова начала пополняться, причем уже бойцами первого всеукраинского армейского призыва. Запорожцы отблагодарили за это гетмана – стали ударной силой восстания на Харьковщине. Вскоре Запорожская формация опять была развернута в корпус в две дивизии (около 16–20 тысяч штыков и сабель).
Славно повоевал с большевиками, да еще и вкупе с махновцами, генерал Линицкий. Правда, старший сын Александр уже в августе вступил в Добровольческую армию, где сначала служил ротмистром в Запасном кавалерийском полку, а затем был назначен Деникиным командиром эскадрона Сводно-гвардейского кавалерийского дивизиона.
Младший же сын генерала Линицкого, поручик Михаил Линицкий, погиб в бою 30 июля 1919 года.
К лету 1918 года на Украине находилось не менее трети всего русского офицерства: в Киеве до 50 тысяч, в Одессе – 20 тысяч, в Харькове – 12 тысяч, Екатеринославе – 8 тысяч. Как вспоминал генерал барон П.Н. Врангель: «Со всех сторон России пробивались теперь на Украину русские офицеры… ежеминутно рискуя жизнью, старались достигнуть они того единственного русского уголка, где надеялись поднять вновь трёхцветное русское знамя».
Но после случившейся в ноябре 1918 года революции в Германии, свергнувшей с престола кайзера Вильгельма, позиции Скоропадского значительно ухудшились, осенью – зимой 1918 года произошло антигетманское восстание, которое возглавил Симон Петлюра, и части, сформированные гетманом, массово перешли на сторону социалистов из Директории. Директория получила практически готовые государственные учреждения и воинские части. Но не удержала. Из примерно ста лиц высшего комсостава гетманской армии лишь менее четверти служили потом в украинской (петлюровской) армии, часть погибла в ходе петлюровского восстания или эмигрировала из объятой пламенем гражданской войны страны, а некоторые оказались в Красной армии. Но большинство офицеров впоследствии служило в белых армиях.
К генералу Антону Ивановичу Деникину в Вооруженные силы Юга России переходили целыми дивизиями. Правда, Деникин не брал на службу бывших гетманцев, которых считал предателями общерусского дела, и отправлял их в резерв. Более того, все офицеры, служившие в гетманской армии, должны были при поступлении во ВСЮР пройти специальные реабилитационные комиссии (это приравнивало их к офицерам, служившим у большевиков), что было несправедливо, поскольку эти офицеры в огромном большинстве не только относились с сочувствием к добровольцам, но и воевали с большевиками.
Да и то сказать: пополнение украинскими частями было больше на бумаге. Так, к Деникину присоединилась почти вся украинская
Самой же крупной и наиболее дисциплинированной частью, присоединившейся к Добровольческой армии, оказался Екатеринославский корпус, включавший и Отдельную бригаду генерала Линицкого – около тысячи человек. Но и в этом случае Деникин отправил всех «гетманских» генералов в резерв чинов при штабе Главнокомандующего Вооруженными силами Юга Росссии. Так генерал Линицкий оказался в Белой гвардии.
Харьков последних лет десятых годов ХХ столетия напоминал потревоженный пчелиный улей. Все чаще и чаще на улицах города можно было встретить людей с растерянными лицами, по которым харьковчане безошибочно определяли беженца. Из-за наплыва беженцев свободного жилья в городе не осталось – все заняли перемещенные лица, благодаря которым взлетели цены. Если раньше комната стоила 50 рублей в день, то теперь хозяева брали и по двести – триста, а маленькие в 20–25 рублей стали стоить 70—100. В то время любое приграничное местечко промышляло перевозом беженцев через границу. Многие частные дома превращались в постоялые дворы. Хозяева брали с постояльцев большие деньги и рекомендовали возчиков, знавших, как провезти мимо большевиков. Зачастую такие переезды охранялись матросами, сопровождавшими подводы.
Среди обывателей ощущение страха и тревоги также нарастало с каждым днем. Одна пожилая женщина, плача, говорила: «Ох, что-то будет, говорят, приехали товарищи буржуев резать…» Солдаты успокаивали ее: «Не бойсь, тетка! Все это бабские выдумки. Не резать приехали, а порядок устанавливать».
В то время мостовые в Харькове были плохи, лишь на лучших улицах они были хорошо выложены гранитными кубиками, схваченными цементом. Окраинные же улицы не везде замощены. Тротуары в центре города асфальтовые или из цементных плиток; на второстепенных улицах – из плит песчаника и деревянные. Извозчики главным образом были одноконные, таких харьковчане называли «ванько». Лучшие извозчики шиковали на резиновых шинах, но у них и такса была дороже. Впрочем, все большей популярностью у горожан пользовались трамваи-конки, которые, во-первых, перевозили гораздо больше пассажиров, а, во-вторых, брали дешевле извозчиков (за пять копеек можно было проехать полгорода), количество которых постепенно снижалось до нескольких тысяч. На весь город было около трехсот автомобилей. Росту их популяции не способствовали плохие мостовые и такие же плохие шоссе и проселочные дороги за городом. Освещение в городе на окраинах керосиновое и электрическое, в центре газовое и на некоторых улицах электрическое. В последнее время большие уличные дуговые фонари заменялись большим числом калильных лампочек, чем достигалось несравненно более сильное и равномерное, хотя и не столь эффектное освещение улиц.
По вечерам окраины Харькова засыпали чутким сном. Улицы становились совершенно безлюдны. Сквозь редкие промежутки между порывами ветра хлопали то близкие, то далекие выстрелы из винтовок. После каждого близкого выстрела запоздалый пешеход бегом и без оглядки одолевает короткое расстояние до ближайшего внушительного предмета, чтобы спрятаться. Останавливается, переводит дух, а выждав момент, срывается и бежит дальше.
Харьков с начала 1918-го вплоть до конца 1919 года неоднократно переходил из рук в руки. Войска Центральной рады, немецкие оккупанты, большевики, гетманцы Скоропадского, петлюровцы, белогвардейцы, снова большевики… В 1918–1919 годах Харьков – столица Донецко-Криворожской Республики, а с 1919 года и вовсе столица Украины.