Разведчик Пустоты
Шрифт:
– Он говорил с тобой в последнее время? – спросил ее Септимус. – Тебе не показалось, что его слова звучат по-другому?
Девушка отошла к стене с мониторами и принялась рыться в ящике с инструментами.
– Он всегда говорил как обреченный на смерть, – ответила навигатор. – Все, что вылетало у него изо рта, смахивало на какую-то болезненную исповедь. По нему всегда было заметно – он так и не стал тем, кем хотел стать, и ненавидит то, во что превратился. Остальные… лучше с этим справляются. Первый Коготь и другие – им нравится эта жизнь.
Септимус присел рядом с ее троном, прикрыв в задумчивости живой глаз. Аугметический синхронно закрылся, как, поворачиваясь, закрывается объектив пиктера. Тишина наполнилась воплями: далекими, но гулкими, безымянными, но отчетливо человеческими. Септимус давно привык к звукам корабля Восьмого легиона, но в последнее время слишком многое изменилось. Он больше не мог выбросить их из головы, как делал долгие годы. Теперь, куда бы он ни шел и где бы ни работал, боль в этих криках следовала за ним по пятам.
– С этих несчастных сдирают кожу живьем – неужели они этого заслужили?
– Конечно нет, – ответила Октавия. – Зачем ты вообще задаешь такой глупый вопрос?
– Потому что я перестал задавать такие вопросы много лет назад.
Он обернулся к Октавии и, встретившись с ней глазами, не отводил взгляда несколько долгих секунд.
– Это из-за тебя, – сказал он. – Марух тоже понимал, но я старался не обращать на него внимания. Ты сделала это со мной. Ты пришла сюда и вновь сделала меня человеком. Страх, чувство вины, желание жить и снова чувствовать… – Его голос становился все тише. После секунды молчания он добавил: – Ты вернула мне все это. Я должен тебя ненавидеть.
– Вперед и с песней! – сказала она.
Девушка возилась с проводкой одного из мониторов внешних камер. Работа ей нравилась не особо, но эти маленькие технические задачи помогали заполнить день.
– Но тогда ты возненавидишь меня лишь за то, что я вернула тебе нечто ценное.
Септимус промычал что-то неопределенное.
– Не пыхти и не вздыхай, как терранские аристократы, – заметила она. – Это ребячество.
– Тогда прекрати… Не знаю этого слова на готике. Йорсиа се наур тай хелшиваль, – произнес он на ностраманском. – Улыбаться, чтобы посмеяться надо мной.
– Ты имеешь в виду «дразнить». И я тебя не дразню. Просто скажи то, что хотел сказать.
– Нам надо выбраться с этого корабля, – повторил Септимус, глядя на девушку, присевшую у монитора с ножом для зачистки кабеля в зубах.
Октавия выплюнула его, перехватив грязной ладонью.
– Может, и так. Но это не значит, что мы сможем это сделать. Корабль никуда не полетит без меня. Вряд ли мы успеем уйти далеко, прежде чем они догадаются, что нас нет.
– Я что-нибудь придумаю.
Септимус подошел к девушке и, обняв сзади, прошептал в ее волосы:
– Я люблю тебя.
– Вел йаэша лай, – ответила она.
Час спустя она шла по коридорам «Эха» во главе
Камеры пыток находились несколькими палубами ниже, на довольно большом расстоянии отсюда. Что касается территории на борту корабля, они располагались глубже, в более опасных секторах, где обитали менее ценные члены команды и жизнь, соответственно, стоила куда меньше.
– Мы идем с госпожой, – сказал один из ее служителей.
– Мы все идем, – поправила его Вуларай, положив руку на рукоять драгоценного меча легиона, висевшего у нее на бедре.
– Как хотите, – отозвалась Октавия, хотя в глубине души ее порадовала их преданность.
Стая таких же оборванных обитателей палубы кинулась врассыпную от ее группы – уже третья, которая предпочла сбежать, а не остаться. Несколько человек наблюдали за тем, как Октавия и ее слуги проходят мимо, шипя проклятия на готике, ностраманском и других языках, неизвестных навигатору, – она не знала даже их названий, не говоря уже о том, чтобы понимать смысл слов. Одна свора даже попыталась заступить ей дорогу и ограбить.
– Меня зовут Октавия, – сказала она вожаку с лаз-пистолетом.
– Это совершенно ничего для меня не значит, девчонка.
– Это значит, что я навигатор этого корабля, – сказала она, выдавив улыбку.
– И это значит ровно столько же, сколько твое имя.
Октавия перевела дыхание и покосилась на Вуларай. Большая часть человечества, особенно та его часть, что состояла из темных, непросвещенных масс, могла быть не в курсе существования навигаторов. Однако у Октавии не было ни малейшего желания рассказывать о своей генетической линии – или, что еще хуже, демонстрировать ее возможности – прямо здесь.
И тут вожак допустил ошибку. Пистолет, который болтался у него в руке, мог представлять собой проблему, но вряд ли угрозу. Но когда человек махнул им в сторону Октавии, ее служители напряглись. Их шепот слился, превратившись в шипение десятков змей: «Госпожа, госпожа, госпожа…»
Главарь банды не сумел скрыть тревогу. Его людей превосходили числом, и, как он понял секунду спустя, когда из-под грязных роб показались дробовики, перевес в оружии тоже был не на его стороне. Железные прутья и цепи, которыми вооружилось большинство его соратников, внезапно показались куда менее внушительными.
– Ты не из палубной швали, – сказал он. – Сейчас я это вижу. Я не знал.
– А теперь знаешь.
Вуларай опустила огромный гладиус на плечо, где кромка клинка отразила скудный свет коридора.
– Просто убирайся, – велела ему Октавия.
Неосознанно она опустила руку к животу.
– На этом корабле и без того хватает смертей.
Хотя ее служителей пропустили с миром, их боевой дух теперь взыграл. Они больше не прятали оружие, спускаясь ниже, в глубь корабля.