Разведчик Пустоты
Шрифт:
Талос повернулся к нему.
– Говори.
– Я ведь поддерживал тебя, так? Ты носишь мантию нашего командира, но она тебе не совсем подходит.
Пророк кивнул.
– У меня нет и желания быть вождем. Я этого и не скрываю. Разве ты не видишь, что я делаю все, чтобы возродить нашего настоящего капитана?
– Я понимаю, брат. Ты живое воплощение фразы «не в том месте не в то время». Но ты справляешься. Рейд на Тсагуальсу прошел отлично, и мы обратили Саламандр в бегство на Вайконе. Мне плевать, что ты планируешь. Остальные либо готовы доверять тебе, либо предаются
– Я знаю, – ответил Талос. – Поверь, я знаю.
– Он герой легиона. Твоя жизнь и смерть зависят от того, как ты обращаешься с ним, Талос.
– И это я знаю.
Талос провел ладонью по вырезанной на саркофаге картине.
– Я сказал им, чтобы ему позволили умереть на Крите. Он заслужил покой забвения. Но Малек – будь он проклят, где бы ни находился, – отменил мой приказ. И когда Делтриан пронес гроб на борт, это все изменило. Он так и не умер. Возможно, я ошибался, полагая, что он утерял вкус к жизни в этой оболочке, – ведь он так отчаянно боролся за существование, когда с легкостью мог умереть. Мы могли бы воспользоваться его советами, Кирион. Он должен был снова встать рядом с нами.
Кирион сжал наплечник брата.
– Делай следующий шаг с осторожностью, брат. Мы стоим на краю полной анархии.
Несколько долгих мгновений он сам смотрел на саркофаг.
– Что предложили Живодер и техножрец?
– Оба они считают, что раны его неизлечимы. Они также сошлись на том, что он все еще может быть свирепым – пускай и ненадежным – бойцом. Вариил предложил контролировать Малкариона с помощью болевых инъекций и точечных пыток. – Талос покачал головой. – Как зверя, которому злые хозяева нацепили ошейник и учат битьем.
Кирион от этих двоих ничего другого и не ждал.
– И что ты собираешься сделать?
Талос заколебался.
– А что бы ты сделал на моем месте?
– Честно? Сбросил бы органические останки в космос, не оповещая никого из легиона, и поместил бы в саркофаг одного из тяжелораненых. Распространил бы слухи, что Малкарион умер во время обряда воскрешения. Тогда обвинять было бы некого.
Пророк уставился ему в лицо.
– Как благородно с твоей стороны.
– Посмотри на наши доспехи. На плащ из человеческой кожи, который носит Узас, на черепа, висящие у нас на поясах, на содранные лица на наплечниках Вариила. В нас не осталось ни капли благородства. Необходимость – это все, что мы знаем.
Талос смотрел на него по меньшей мере целую вечность.
– И в чем причина этой внезапной пламенной проповеди?
Кириону вспомнился Люкориф и слова вожака Кровоточащих Глаз.
– Просто моя природная заботливость, – улыбнулся он. – Так что же ты все-таки сделаешь?
– Я приказал Вариилу и Делтриану успокоить его с помощью синаптических супрессоров и медикаментов. Возможно, есть еще способ до него достучаться.
– А если нет?
– Я разберусь с этим, когда буду знать наверняка. А теперь пришло время разыграть карты. Пришло время Октавии.
– Навигатора? А она к этому готова?
Чем бы «это» ни было, – мысленно добавил он.
–
«Эхо проклятия» мчался по темным волнам, подгоняемый плазменным реактором, ведомый машинным духом в сердце корабля и направляемый третьим оком женщины, рожденной в колыбели человечества.
Талос стоял у ее трона, закрыв глаза, и прислушивался к воплям эфирного моря. О корпус корабля бились сонмы душ, смешанные с жизненной субстанцией демонов. Они мотали судно и перекатывались через него бесконечными ревущими валами. Он слушал, впервые за многие десятилетия по-настоящему вслушивался в эти звуки и снова погружался в музыку тронного зала своего отца.
С его губ сорвался свистящий вздох. Сомнения ушли. Ушла тревога о том, как и куда вести оставшуюся с ним горстку воинов и на что потратить жизни его рабов. Почему он не сделал этого раньше? Почему он никогда прежде не замечал сходства этих звуков, пока ему не сказала Октавия? Он знал все легенды, предостерегающие тех, кто слишком внимательно вслушивается в песню варпа, но ему было сейчас все равно.
Навигатор, истекая потом, смотрела в темноту, состоящую из тысяч оттенков черного. Темнота то сердито кричала на нее, выплескивая боль в ударах душ о корпус корабля, то звала – безымянные твари манили ее теми же когтистыми клешнями, которыми пытались разорвать металлическую обшивку.
Волны варпа ворочались, как клубок свившихся в норе змей. Между бесплотными громадами мелькали отблески тошнотворного света: то ли далекий Астрономикон, то ли уловки демонов – Октавии было плевать. Она направляла корабль к каждому импульсу света, мерцавшему впереди, рассекая волны со всей мощью и тяжестью одного из древнейших боевых кораблей человечества. Холодные волны ирреальности расступались перед его носом и пенились за кормой, формируя образы, недоступные человеческому глазу.
Сам «Эхо» постоянно присутствовал в глубине ее сознания. В отличие от мрачного духа «Завета», так и не принявшего девушку, «Эхо проклятия» имел большое и пылкое сердце. На Терре не было акул, но Октавия знала о них по архивам Тронного мира. Хищники древних морей, которым следовало вечно оставаться в движении, чтобы не умереть. Это, в нескольких словах, и был «Эхо». Он не желал ничего другого, кроме как мчаться во всю прыть, прорываясь сквозь завесы варпа и оставляя позади материальный мир.
Ты слишком долго и внимательно прислушивался к зову варпа, – упрекнула она корабль, стараясь не обращать внимания на текущий по вискам пот.
Быстрей, быстрей, быстрей, – отозвался он. – Больше энергии на двигатели. Больше мощность реактора.
Она ощутила, как в ответ корабль увеличил скорость. Сигналы ее собственной нервной системы понеслись по нейросенсорным кабелям, подключенным к вискам и запястью, обуздывая рвавшееся вперед судно. В ответ ее тело пронзило животное возбуждение «Эха» – оно передалось через те же порты, заставив девушку задрожать от восторга.