Разведчик Пустоты
Шрифт:
– Нет, – бормотал он. – Неприемлемо. Просто неприемлемо. Нет, нет, нет.
Талос не смог сдержать горькой, неловкой улыбки.
– Дело сделано.
Облегчение было практически осязаемо.
– Талос, – произнес нечеловечески низкий голос, настолько громкий, что палуба затряслась.
В ту же секунду двери зала со скрежетом распахнулись. Вошедший Кирион подбрасывал и ловил на лету череп. Очевидно, это был один из черепов, украшавших его доспех. Порвавшаяся цепь звякала о набедренник воина.
Остановившись, он некоторое время
– Талос, – повторил громовой, искаженный воксом голос. – Я не могу двинуться.
Кирион при звуках этого голоса рассмеялся.
– Капитан Малкарион снова пробудился? Вы что, не могли объявить об этом по системе всеобщего оповещения?
– Кирион, – сдавленно прошептал Талос. – Кирион, подожди…
– Кирион, – провыл дредноут, – ты все еще жив? Чудеса не прекращаются.
– Приятно видеть вас вновь, капитан.
Кирион подошел к шасси дредноута, глядя на саркофаг, примотанный цепями к предназначенной для него бронированной нише. Он еще раз подбросил и поймал череп.
– Итак, – сказал он громадной боевой машине. – С чего бы начать? Вот примерный список того, что произошло, пока вы спали…
XXI
БАЛЛАСТ
Последние уцелевшие воины десятой и одиннадцатой рот собрались в зале военного совета «Эха проклятия». Семь часов они стояли неподвижно вокруг пророка и Малкариона. Время от времени кто-нибудь из легионеров из других когтей добавлял собственные воспоминания к рассказу Талоса.
В конце концов Талос испустил долгий вздох.
– А потом ты проснулся, – сказал он.
В глубине дредноута раздался скрежет, словно в танке, переключающем передачи. Талос задумался, что это означало: кряхтение, проклятие или просто боевая машина пыталась прочистить горло, хотя горла у нее не было?
– Ты хорошо справился.
Пророк чуть не отпрянул, услышав это заявление.
– Понятно, – сказал он лишь потому, что надо было что-то сказать.
– Кажется, ты удивлен. Ты ожидал, что я разгневаюсь?
Талос остро чувствовал, что остальные глядят на него.
– Я ожидал, что в лучшем случае убью тебя, а в худшем – разбужу. О гневе я как-то не думал.
Малкарион был единственным, кто стоял совершенно неподвижно. Остальные, хотя и оставались на местах, время от времени переминались с ноги на ногу, склоняли головы или тихо переговаривались с братьями. Малкарион в своей неподвижности смахивал на памятник, застывший и бездыханный.
– Я должен бы прикончить этого проклятого техножреца, – прорычал он.
На другом конце комнаты хмыкнул Кирион. Двум братьям пришлось потратить немало времени, чтобы убедить Малкариона не убивать Делтриана после этого мучительного ритуала. Что касается самого Делтриана, то он был просто уничтожен – пусть внешне и не выдавал этого – позорным провалом, постигшим
– Но эльдары… – Талос не знал, как завершить фразу.
– Талос, в отсутствие офицеров ты сумел продержаться до этой ночи. Возвращение «Эха» тоже стало отличной операцией. Ловушка эльдаров ничего не значит. Единственным способом избежать ее было оставаться на задворках Галактики, не стремясь ни к чему и не достигая ничего. Сколько миров погрузились в темноту после твоего псайкерского вопля?
Пророк покачал головой. Точных цифр он не знал.
– Несколько десятков. Возможно, сотня. Единственный способ выяснить это – забраться в имперские архивы, когда на пораженных планетах уляжется пыль. И даже тогда мы можем ничего не узнать наверняка.
– Это больше, чем за все время совершил Вандред, пусть это и было достигнуто не на поле боя. Нечего стыдиться того, что в кои-то веки мы использовали в войне разум, а не когти. Империум знает, что тут что-топроизошло. Ты посеял семена легенды, которая будет жить в этом субсекторе. Ночь, когда сотня миров погрузилась во тьму. Некоторые из них замолчали на месяцы. Некоторые сгинут в штормах варпа на годы. А о некоторых больше никогда не услышат. Империум, прибыв туда, несомненно, обнаружит, что спущенные на них демоны стерли всякие следы жизни. Признаюсь, Талос, – ты куда холоднее, чем я думал, если сумел обречь их на такую судьбу.
Талос попытался перевести разговор с себя на что-то другое:
– Ты сказал, что Империум узнает о случившемся здесь, но эльдары уже знают. Их мгновенная реакция означает, что их ведьмы сумели вглядеться в грядущее и прочесть что-то в эфирных волнах чуждого нам пророчества.
Дредноут в первый раз шевельнулся. Развернувшись на поясной оси, он оглядел собравшихся Повелителей Ночи.
– И это вас беспокоит?
Несколько голов опустились в кивке, а другие воины ответили вслух:
– Да, капитан.
– Я вижу, что у вас сейчас на уме.
Повелители Ночи, в свою очередь, устремили взгляды на капитана, воплотившегося в этой гигантской оболочке – грозном памятнике, воздвигнутом в честь целой жизни, посвященной преданному служению.
– Вы не хотите умирать. Эльдары загоняют нас к месту последнего поединка, и вы страшитесь зова могилы. Вы думаете лишь о бегстве, о том, что будет и другой бой, о спасении ваших жизней любой ценой.
Прежде чем заговорить, Люкориф зашипел.
– По-твоему выходит, что мы трусы.
Малкарион, скрипнув бронированными суставами, развернулся к раптору.
– Ты изменился, Люк.
– Время все меняет, Мал. – Голова раптора дернулась в сторону под визг сервомоторов. – Мы были первыми на стенах дворца во время Осады Терры. Мы были клинками одиннадцатой, прежде чем стать Кровоточащими Глазами. И мы не трусы, капитан десятой.
– Ты забыл урок легиона. Смерть – ничто по сравнению с оправданием всей жизни.