Разведчики

Чехов Виктор Григорьевич

— Извините меня, товарищ старший лейтенант, за необдуманные слова. Очень трудно здесь у приемо-передатчика слушать, как другие воюют…

— Исправная связь в нашей работе, — Гладыш показал на рацию, — залог успеха. Об этом тебе прежде всего и надо думать. — Он вынул из кармана коробок с махоркой. — Потерпи еще немного. Скоро весь район поднимется, будет у тебя смена, сможешь ходить на задания.

Королев опустил голову:

— Я это хорошо понимаю…

Закурив, Гладыш глубоко затянулся табачным дымом и дружески проговорил:

— И я тебя понимаю. Но каждый из нас отвечает за свой участок работы. Мы — часовые, стоящие на

ответственных постах, и пока не пришла смена — уйти с поста не можем. — Гладыш поднялся, сделал четыре шага к порогу, столько же обратно. — Васыль скоро совсем поправится, Шохин подготовит группу диверсантов — и начнем. Скоро начнем, не сомневайся! Народ здесь замечательный. Вчера я встретился с одним подпольщиком. Крепкий работник. Приехал сюда в самый разгар гестаповского террора… Для этого надо иметь большое мужество и большую силу воли. Ему и его товарищам действительно трудно пришлось… — Гладыш вдруг посмотрел на часы: — Что-то Шохин опаздывает, — с беспокойством сказал он. — Знаешь, после твоих рассказов я много думаю о вашем бывшем начальнике старшем лейтенанте Марине. Интересный и талантливый у вас был начальник заставы. Я читал брошюрку о его семнадцати походах — многому можно поучиться, особенно нам, разведчикам. Только почему-то я ни разу не слышал, чтобы ты с Шохиным о нем говорил.

Королев поднял брови:

— Разве Шохин знает Марина? В нашем партизанском отряде его не было.

— Вот тебе раз! Не только знает, а был лучшим пулеметчиком на его шестой заставе. — Гладыш подошел к двери шалашика и стал пристально вглядываться в лесную чащу за болотом.

— А я и не предполагал этого, — протянул Королев. — Я-то ведь с другой заставы и только партизанил с Мариным. Мы были в наряде, когда нас отрезали от части, и уже в тылу белофиннов встретили Марина.

— Вот и Шохин идет! — Гладыш нетерпеливо шагнул вперед: — Почему опоздал? — в голосе слышалось беспокойство. — Как Подкова? Все ли благополучно?.. Садись, там Королев на завтрак супу наварил.

Шохин поздоровался.

— Через неделю, товарищ старший лейтенант, Васыль сможет выполнять задания. Юрий Валюшко вернулся. Поездка у него удачная получилась. Обещали в Киеве оружие. А ведь я прав был, товарищ старший лейтенант: здесь есть представитель подпольного обкома…

— Знаю. Уже с ним связался.

— Зачем же тогда выделили связным Юрия Валюшко? — удивился Шохин.

— Очевидно, потому, что мы с товарищем из обкома не сможем часто встречаться… Почему так запоздал? — повторил вопрос Гладыш.

— От порубки сюда, товарищ старший лейтенант, восемь километров. Вчера до поздней ночи с моим дедом дипломатические переговоры вел. Старик знает, где спрятано оружие, а мне указать не хочет. Твердит одно: «Скажу только командиру партизанского отряда». Такое условие поставил, да еще чтобы командир честное командирское слово дал, что примут его в партизанский отряд.

— А сколько же лет твоему старику?

— За семьдесят давно перевалило. Еще в гражданскую был красным партизаном.

— Старики стойкий народ. Думаю, и он будет полезен. Все здесь и всех знает. А если действительно про оружие ему известно, надо выяснить и в другое место перенести. Когда ты с ним должен встретиться?

— Сегодня на сорок седьмом участке, в девять ноль ноль. Он на перекрестке дрова будет собирать?

— Поешь, и пойдем. Пожалуй, на этот раз надо будет надеть знаки различия, а то твой дед не поверит, что я красный командир.

Позавтракав,

Шохин вышел вместе с Королевым. По его глазам понял, что тот хочет о чем-то спросить.

— Начальником заставы у вас Марин был?

— Откуда ты знаешь? — насторожился Шохин. Вопрос задел за живое. Шохину показалось, что Королев нарочно напомнил о Марине, как бы упрекнул, что Шохин оставил свою заставу.

— Ведь я с ним партизанил! — вместо ответа воскликнул Королев. — Если бы можно было, сейчас бы к нему ушел.

— А чем плох наш старший лейтенант Гладыш?

— Не об этом речь. При выполнении нашего задания, может быть; старший лейтенант Гладыш даже лучше. Но я говорю о лейтенанте Марине. Узнал, что ты у него пулеметчиком был. Ну и подумал: как можно было уйти от такого командира да еще с пограничной заставы?

Шохин остановился:

— Думаешь, я за свою заставу не болею?! Самые близкие для меня люди остались на той заставе… А ты за самое больное хватаешься! Почему ты-то не вернулся на свою заставу?! Ведь тоже пограничником был?!

— И навсегда им останусь. Мне, как и тебе, сказали: здесь сейчас нужнее. Я тебя, Шохин, обидеть не хотел. Очень обрадовался, когда узнал, что и ты пограничник, да еще служил с лейтенантом Мариным.

— Ладно, пойдем к начальнику. — Шохин старался казаться спокойным, но щека подергивалась и голос дрожал.

— Иди, я сейчас… — Королев не заметил состояния Шохина. Разговор всколыхнул незабываемое, дорогое, что возникло в госпитале, куда его еле живого доставили вместе с легкораненым лейтенантом Мариным. Там Королев познакомился с медицинской сестрой Зоей Перовской. Тогда он не знал, что она невеста его начальника.

О том, что Королев был в одном партизанском отряде с Марком, Зоя узнала только в день отправки Королева в тыл. До этого дня три месяца Зоя не получала известий от Марка и все-таки не верила в его гибель. Большое, теплое письмо полковника Усаченко — ответ на ее запрос — не убедило в том, что Марк погиб или пропал без вести. Она не допускала мысли о его смерти, но первое время отчаяние овладело ею. Все стало тоскливым. Нет, она не могла потерять Марка, это было бы слишком жестоко, несправедливо… Зоя часто перечитывала одно из давнишних уцелевших его писем: «…жизнь может забросить нас в разные стороны, но где бы мы с тобой ни находились, какое бы расстояние нас ни разделяло, мы будем всегда вместе. И только тогда, когда ты почувствуешь, что эта близость исчезла и память обо мне у тебя изгладилась, — значит, меня для тебя нет». И несмотря на официальное сообщение о его гибели — близость не исчезла. Зоя не могла думать о нем, как о мертвом. Все прошлое — встречи, разговоры, мечты — делало в ее памяти образ Марка всегда живым, энергичным. Надежды сменялись отчаянием, потом опять оживали.

Трудолюбивая, скромная, всегда приветливая, Зоя скоро завоевала общие симпатии. Она проводила в палате все свое положенное на отдых время, покидая раненых только для короткого сна. В каждом из них она видела Марка и все терпеливее и мягче относилась к капризам и резкостям раненых.

В последние двое суток, перед тем как в госпиталь доставили Марина и Королева, Зоя почти не спала, в ее палате лежал тяжелораненый пограничник. Только под утро ему стало лучше, и Зоя на несколько часов ушла отдохнуть Ни гудки подъезжающих машин, ни говор приезжих не могли ее разбудить. Ее подняла с постели сестра, вместе с Зоей заступавшая на дежурство.