Разведка боем
Шрифт:
Посмотрим, посмотрим. Но этот штурм — сессия, журнал и книга — вымотал меня, да и девочки утомились. Вот и решили отдохнуть безо всяких полезных побочных дел. Просто отдохнуть.
И вот, отдыхаем. В Доме Творчества Чехова, что в Ялте. Вчера прилетели в Симферополь, на троллейбусе доехали до Ялты (можно было, конечно, взять такси, но междугородный троллейбус — это здорово!), и к вечеру мы уже отдыхали.
Теперь апартаменты были у девочек, а я так, сбоку припёка, в скромном одноместном номере. Конечно, после Лас — Вегаса апартаменты не потрясали, но какие уж есть. В них останавливались и Гайдар, и Симонов, и Пабло Неруда, и Джанни Родари, и Пристли, да много кто ещё. Теперь, значит, мы. То есть они, Лиса и Пантера.
Как
Шкафы мы переставили, засовы отодвинули, и получилась небольшая трёшечка, зато с двумя санузлами, да.
Утром позавтракали в полупустой столовой (писатели завтрак часто пропускают, такой у них обычай), а потом вернулись к себе, обсудить и выбрать, что делать. Не в смысле работать, а как отдыхать. Непривычные мы к этому делу, как оказывается. Никаких выступлений, никаких лекций, никаких сеансов. Покой и жизнь для себя.
— Давайте просто пройдем на набережную, — предложила Ольга. — Подышим морским воздухом, окислимся, восстановимся. Там и сообразим, на местности.
Других предложений не было.
Оделись по погоде (плюс восемь, ветер легкий до умеренного, солнечно) и стали спускаться с горы. Не совсем, конечно, горы, но высоко живем. Холм Дарсан. Дача барона Энлагера. А теперь вот Дом Творчества. Ну, мы все тут творим понемножку. Что же это вы тут творите, сказала бы наша классная руководительница, если бы видела. Историю, ответили бы мы.
Набережная, должно быть, летом прекрасна. Но в январе… да хоть и в феврале… Впрочем, дышится хорошо. Воздух целебный, ионы йода так и снуют из моря в воздух и обратно. Или это пахнут разлагающиеся на берегу водоросли? Тоже полезно.
Одинокий фотограф-пушкарь при виде нас страшно обрадовался. Страшно — буквально, он даже полиловел. То ли от волнения, то ли с утра что-то плодово-ягодное принял. А, может, даже и «Массандру» — мы же в Крыму.
Он просто упросил нас сфотографироваться. Три плёнки извёл, стодвадцатой, у него была «Москва», средний формат. На штативе. Была и «Лейка», ещё довоенная, но пушкарь её и не доставал. Только «Москва», только шесть на девять.
А девочки и рады. Веселятся, улыбаются, дурачатся. Эх, темнота! Фишер бы за каждый снимок кучу денег бы затребовал, а эти и сами платить рады. Кстати, о плате: в Доме Чехова мы поехали за счёт «Поиска». Называется это творческой командировкой. Вложенные деньги начали приносить отдачу. Да, маленькую. Так и Москва, говорят, началась с шатра Юрия Долгорукого.
Освободившись, наконец, от пушкаря (он сказал, что каждый день в двенадцать и пять вечера стоит у почтамта, можно посмотреть пробники) мы пошли дальше. Курортное место. Может, сюда нацелиться после института? Попросить союзное распределение, иначе не получится. Всё-таки другая республика.
Свернули к городу — уж слишком у моря свежо. Дошли до научно-исследовательского института виноделия — тоже хорошее место работы. Но внутрь не пошли, да нас и не звали. Да и закрыт институт, суббота, выходной день.
Решили посмотреть на Белую Дачу, дом Чехова. Гулять, так гулять. Но на такси.
Ялта не Лас-Вегас, в котором стоило только подумать о такси, как рядом возникал жёлтый Чекер.
Но зачем нам Чекер, зачем нам такси, если на призывный взмах руки девочек остановился «Москвич», пусть и не первой молодости, и даже не второй.
За малую мзду бомбила довез нас до Белой Дачи. Сначала-то он хотел мзду большую, потом мзду среднюю, но Лиса была непреклонна.
— Мы, приезжие, конечно, дичь, но по ружью и рябчик, — сказала она, расплачиваясь с водителем. Тот тут же записал чернозёмскую пословицу в блокнот. Тоже, поди, творческая личность, писатель или художник. На юге их много, творческих личностей. Да почти все — творческие личности. Энергия от Солнца огромная, заряжает.
Подошли мы удачно: первая, утренняя волна туристов уже схлынула, а вторая, предобеденная, ещё не началась. Купили билеты, и тут из комнатки вышел экскурсовод, чеховского вида старичок, правда, носил он не пенсне, а обыкновенные очки в круглой оправе.
— О! Это вы! — воскликнул он театрально.
Я уж было приосанился, но оказалось, это не мне. Это Лисе с Пантерой.
— Да, это мы, — не стали отпираться девочки.
— Я вас сегодня уже видел. В телепередаче, — объяснил лжеЧехов.
Ну да, в комнатке приглушенно бубнил телевизор.
— К нам часто большие люди ходят. Твардовский бывал, Полевой, Холопов, Алексеев, да многие. Но такие красавицы — редкость. А чтобы работать в журнале двадцать лет, да не просто работать, а главным редактором, исполнительным директором — так не бывало никогда.
— Бывало. В двадцатые годы.
— Ну да, ну да. Но как вы сумели…
— Мы, собственно, сюда пришли не о себе говорить, — перехватила инициативу Лиса. — Мы пришли посмотреть, как жил Чехов.
— Разумеется, — и лжеЧехов начал рассказывать и показывать.
Предмет свой, нужно отдать должное, знал он туго. Не повторял школьные учебники.
Оказывается, Чехов был человеком вполне состоятельным. Обеспечил старость он тем, что продал имущественные права на свою прозу Адольфу Марксу (легко запомнить, не правда ли?), выручив за это в пересчете на золото столько, сколько весил сам Чехов. Отчисления за постановку пьес составляли, опять — таки в пересчете на чистое золото, несколько килограммов в год (а я-то гордился своим богачеством! Знай место! Хотя…). И очень не любил, когда из него делали икону. А что любил? Вино любил, пиво и водку тоже. Женщин любил, многих, да. И деньги любил тоже. С гимназических лет семья возложила на Антошу заботу о себе, любимой. Требовали с него денег, денег и денег. А семейка немаленькая: мать, отец, сестра и двое младших братьев. Ну, и прислуга, куда ж без прислуги. И всех должен был обеспечивать Чехов-гимназист, Чехов-врач и Чехов-литератор. Так что когда Ольга Книппер женила Чехова на себе, семья поднялась на дыбы. Как жена? Какая жена? Зачем жена? А мы? А нас кормить? Собственно, и Мелихово Чехов покупать не хотел. Он хотел купить хуторок в теплых местах, в Малороссии. На берегу реки, чтобы можно было ловить рыбу: Чехов любил посидеть на берегу с удочкой. Но семья воспротивилась: им Малороссия не нравилась. И Чехов приобрел в кредит Мелихово. Почти двести пятьдесят гектаров земли. Но в доме, не очень большом, но и не маленьком, ему места не нашлось, и он построил флигель в сторонке. А после смерти отца и вовсе решил уехать: не нравилось ему Мелихово. Речки не было. И вообще, гости надоели. Москва-то рядом, вот они и наезжали без меры. Тут и здоровье серьёзно ослабло. И братья выросли и стали жить самостоятельно. И сестра Маша тоже. Вот он и выбрал Ялту. Ялта тогда была городком невеликим. Курортное, но на малый достаток. Люди с большим достатком ездили в Ниццу, на Ривьеру, на Капри — это если море было показано. А так — Баден-Баден, Карлсбад, Эймс, Спа… Там и врачи заграничные.
Купил участок, заказал архитектору проект, и дом построили за десять месяцев. Чехов считал, что строили долго. Чувствовал, что время истекает. Но уж так получилось. Встал дом, и стал Чехов его обживать. Любил деревья сажать, кусты, цветы. Лавровое дерево посадил и шутил, что лаврами он теперь обеспечен навсегда. Завёл прислугу из местных, приходящую. Кухарку, горничную и мужика на все руки. Кухарка была хороша настолько, что мамаша, приехав к сыну пожить, уезжая, забрала её с собой. А сын что, сын обязан мать почитать. Мамаша жила то у детей, то сама по себе, но Крым ей не понравился. Не столица. И она, на счастье Чехова, уехала. Почему на счастье? Потому что завела свои порядки: чем питаться, как жить. А матушкина диета была для Чехова нехороша. Совсем.