Развилка
Шрифт:
Наконец, генерал оказался в святая святых, в личных апартаментах вождя, который после переезда из Куйбышева в Москву редко покидал подземное укрытие. Перед кабинетом хозяина секретарь вождя Поскребышев. А напротив него на обитых сукном стульях ждали вызова маршал Ворошилов и начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Шапошников. Власов с ними поздоровался и услышал от Шапошникова:
– Только тебя и ждем, Андрей Андреевич.
Слова начальника Генштаба подбодрили Власова. Если ждут, значит, он нужен. А если так, надо ожидать нового назначения, а не наказания за грехи.
Поскребышев прошел в кабинет вождя и вскоре вернулся, посмотрел на Ворошилова, Шапошникова и Власова, а затем отошел в сторону и сказал:
–
Власов уже бывал в подземном кабинете хозяина, когда в сорок первом принимал под командование 43-ю армию, и отметил, что обстановка не изменилась. Хотя не так давно в этом помещении находился штаб командующего 4-й полевой армией Хейнрици. Как и прежде, в углу находился монументальный стол вождя. Как и прежде, вдоль левой стены тянулся покрытый кумачом длинный стол для заседаний. Как и прежде, за ним сидели Сталин, Берия, Жуков и Маленков. Как и прежде, на противоположной стене висела огромная карта западных областей СССР с обозначением линии фронта. Как и прежде, хозяин поднялся, шагнул навстречу военным и поздоровался с каждым за руку.
Вновь прибывшие разместились за столом, и Власов оказался напротив Берии, который посмотрел на него так, что невольно у генерала дрогнули колени. Но Андрей Андреевич своей слабости не показал. Пока он нужен хозяину, ему бояться нечего.
– Товарищ Жюков, - с легким кавказским акцентом, произнес Сталин, - доложите обстановку на фронтах.
Жуков вышел к карте и начал доклад. Однако Власов слушал его невнимательно. Он знал обстановку не хуже своего коллеги и был уверен, что ничего нового не услышит.
На Карельском, Ленинградском, Волховском и Северо-Западном фронтах без изменений. На Калининском и Западном фронтах после зимних сражений, уничтожения окруженной немецкой группировки и освобождения Москвы обстановка стабилизировалась и соприкосновение с противником проходит по линии Ржев - Сычевка - Вязьма - Милятино - Калуга - Дубна - Плавск. Брянский, Воронежский и Юго-Западный фронты уверенно держат оборону. Сталинградский фронт не удержал Сталинград, город имени вождя, и обороняет левобережье Волги. Закавказский фронт, точнее, его остатки, держат оборону Баку и Куринской низменности, обстановка крайне тяжелая. На Дальнем Востоке самураи несколько раз провоцировали советских пограничников, но на серьезные действия так и не решились. Они были близки к тому, чтобы начать боевые действия против СССР в прошлом году. Однако после освобождения Москвы притихли и продолжают выжидать.
Доклад Жукова был окончен и Сталин обратился к Власову:
– А что по поводу обстановки и планов германского командования думаете ви, товарищ Влясов?
Власов ждал этого вопроса, поднялся и стал излагать свои мысли.
Скорее всего, в ближайшее время положение дел на фронтах останется неизменным. Обе стороны нуждаются в передышке, и сражения будут идти за Баку, удержать который практически невозможно. Для Красной армии единственные способы доставлять подкрепления в Азербайджан - по морю или по воздуху. Но для этого не хватает плавсредств и транспортных самолетов. Следовательно, как бы войска Закавказского фронта ни сопротивлялись, они могут продлить агонию, и не более того. Все это очевидно. А основные события начнут происходить в конце весны и в начале лета. Германия перегруппирует силы, добьет сопротивление Закавказского фронта, соберет в кулак резервы и попытается взять реванш за Московское поражение.
Слова Власова ни для кого откровением не стали. Однако хозяин слушал генерала и не прерывал. А его примеру следовали остальные. И когда генерал замолчал, Сталин сказал:
– Есть мнение, что ви, товарищ Влясов, готовы возглавить фронт. Что на это скажете?
Машинально оправив генеральский китель, Власов ответил:
– Готов выполнить любой приказ партии и Верховного Главнокомандующего, товарищ Сталин. Для выполнения порученных задач приложу
– Это хорошо, - Сталин взял со стола трубку, повертел ее в ладони и продолжил: - Командующий Сталинградским фронтом генерал-лейтенант Гордов не справился со своими обязанностями и не оправдал наших ожиданий. Поэтому ми найдем для него иное дело, а Сталинградский фронт будет разделен на два, как это было в сорок втором году. Непосредственно Сталинградский и Юго-Восточный. Ви примете Юго-Восточный. С формированием штаба вам помогут, товарищ Влясов. Резервы получите. Однако учтите - ми ждем от вас активных действий, а не пассивной обороны на левом берегу Волги. Тревожьте немцев, дергайте их и не давайте врагу покоя. Отвлеките на себя хотя бы часть сил с Московского и Кавказского направления.
– Слушаюсь, товарищ Сталин, - Власов коротко кивнул.
На этом, как таковое, ночное совещание для Андрея Андреевича было окончено. Ворошилов остался за столом хозяина, а Шапошников и Власов направились в Генеральный штаб.
51.
Новочеркасск. 28.03.1943.
Вечер. Я вошел во двор городской базы и краем глаза заметил Сахно, который стоял рядом с воротами, держался в тени и курил:
– Андрей!
– окликнул он меня.
– Чего?
– я посмотрел на него.
– Алейник пришел, тебя ждет. Меня из дома на холод выгнал, собака злая. Говорит - нечего в тепле отсиживаться, один охранник обязан находиться снаружи. А у нас как раз смена.
– Где он?
– У тебя в кабинете.
– Будь он неладен, - прошептал я себе под нос и направился в дом.
Тихоновский умчался на Кубань, зачем и почему, он не объяснял. Иванов заседал в комиссии по распределению пленных казаков и постоянно находился в Ростове. Единственным нашим начальником оставался Иван Сергеевич Алейник и за минувший месяц он надоел мне так, что я стал испытывать к нему антипатию. Видеть его уже не мог. Впрочем, не только я, но и казаки моей группы. А причина простая - он очень дотошный и постоянно пытался нас контролировать.
Раньше как было? Иванов и Тихоновский занимались своими штабными делами, а про нас вспоминали, только когда мы были нужны. И нас это устраивало. Я командир. Сахно, Сотников и Дзюба командиры подгрупп, мои заместители и помощники, все держится на них. При этом одеяло на себя никто не тянул, и у нас все было по-братски. Собрались, погутарили и что-то решили. На городской базе постоянно находился один дежурный, а остальные отдыхали, как им заблагорассудится. Если выезд на полевую базу или экстренная тревога, собирались быстро, так как адреса известны, а в городе починили телефонную связь. Короче, относительная свобода, в рамках разумного, без наглости с нашей стороны.
Однако Алейнику, кроме нас заниматься было нечем, и большую часть дня он проводил с нами. Куда группа, туда и он. Мы на полигон и он за нами. У нас выходной, а он не отдыхает, сидит на нашей базе. Ладно бы так, но Алейник стал влезать во внутренние дела группы. Почему на городской базе только один дежурный, ведь тут арсенал и могут напасть партизаны, диверсанты или подпольщики? Почему во дворе дома беспорядок? Отчего нижние чины, находясь в увольнении, носят при себе не только пистолеты и холодное оружие, но и гранаты? Он, между прочим, по званию войсковой старшина (полковник), и мой непосредственный начальник, которому я обязан подчиняться. Но его мелкие придирки, с которыми приходилось мириться, уже выводили меня из себя настолько, что я стал огрызаться. Словно старый казак специально провоцировал меня и проверял на психологическую устойчивость. А он это, конечно, пресекал. Если бы ругался или пытался меня построить, чтобы знал как служить по уставу, я бы это принял как должное. Но вместо этого Алейник проводил воспитательные беседы и постоянно меня поучал, будто он по-прежнему учитель, а я его ученик. И это злило меня еще больше.