Развод по-бандитски
Шрифт:
– Ничего. Просто слушать, о чем он говорит. И если вдруг что, предупредишь меня…
– А если он мне ничего не скажет? Если я знать ничего не буду, а он тебя убьет?
– Все может быть…
– А давай уедем?
– Куда?
– В Москву! Ты сам говорил, что вы туда собирались.
– Планы изменились.
– У кого? У Сыроеда? Вот пусть он здесь и остается, а мы с тобой уедем.
– И что мы там будем делать?
– Что скажешь, то и будем делать. Скажешь воровать – станем воровать… Мы и без Сыроеда хорошо справимся. И без Ржаного. Телепня с собой
– Телка ты, а не телок…
– Телка, – легко согласилась Яна. – Есть золотой телец, а я буду твоей золотой телкой. Мы в Москве так развернемся, что деньги девать будет некуда. Сам же говорил, что жирных лохов там как собак нерезаных…
– И не надоело тебе воровать? – спросил Пижон.
– Что? – оторопело уставилась на него Цыпа. – Не хочу я воровать!
– Так в чем же дело?
– Это же ради тебя!
Цыпа предлагала Пижону интересный вариант. Действительно, зачем кормить Сыроеда, Ржаного и прочих, если деньги можно делить на двоих? Даже Телепень им с Яной не нужен. А в Москве, правда, есть где развернуться. На деньги реально можно подняться.
Но тогда ему придется зависеть от прихотей Цыпы. Засосет она его своей дикой любовью. А во-вторых, у него появился шанс вплотную приблизиться к воровской элите. Не только Сыроед хочет стать законником, но и Пижон совсем не прочь подняться так высоко. Ему всего двадцать девять лет, и зона у него за плечами. Сыроед станет правой рукой Алтая, а он – левой. И это даже предпочтительней, потому что правой рукой подтирают задницу… Может, его казначеем воровского общака поставят, а это уже большой шаг к короне. В зону пойдет или лучше на централ; Алтай постанову туда отправит, его примут лучшие люди, он покажет себя, а там и коронация… Почему бы и нет? А вор в законе – это круто, особенно если сход на рыбное место поставит. И почет, и по лохам скакать не надо в поисках насущного хлеба…
– Нельзя нам в Москву. Сыроед этого не простит. И Алтай своих подпряжет. Найдут нас в Москве…
– Не найдут, Москва большая.
– А университет?
– У меня последний экзамен скоро; сессию сдам, документы заберу, и тогда в Москву можно перевестись. Деньги у нас есть – на лапу дадим, и никаких проблем…
– Через университет тебя и найдут.
– Да и черт с ним! Мне и без этого хорошо, лишь бы только с тобой.
– Не надо так, – покачал головой Пижон. – Тебе выучиться нужно. Может, в прокуратуре работать будешь. Нам там свой человек необходим…
– Я? В прокуратуре?! – засмеялась Яна.
– Овечкой прикинешься, ты это умеешь. Менты же тебя не раскусили, когда ты к ним пришла…
– Не раскусили. И пообещали меня не выдавать. Как будто они сами меня раскололи на признание… А если Вайс узнает, что я сама? Он же взбесится, искать меня начнет… В Москву мне надо, от греха подальше.
– Ничего не надо. С Сыроедом ты будешь как за каменной стеной. Пока ты с ним, никто тебя не тронет… Главное – из дома не высовывайся.
– Спасибо, утешил.
– Короче, с Сыроедом начнешь жить. Ради меня. Я тебе звонить буду.
– Мне нужно, чтобы ты всегда меня любил, – тяжко вздохнула Цыпа.
– Я тебя всегда любить буду, – соврал Пижон. – И в Москву мы с тобой поедем. Сначала я должен убедиться, что ты действительно готова на все ради меня.
– Ты в этом уже не раз убеждался.
– Лишний раз не помешает…
– Если это последний раз, тогда ладно.
– Последний, последний…
– Но эту ночь мы проведем вместе?
– И эту, и следующую. А послезавтра ты отправишься к Сыроеду.
Яна с обреченным видом кивнула. Раба любви, мать твою…
Снова СИЗО, снова эти мрачные гулкие коридоры. Но в прошлый раз была зима, и в тюрьме было холодно, а сейчас лето, жара, в камерах духота. В продоле терпимо, здесь теплый воздух движется, создавая иллюзию освежающего ветерка.
– Стоять! Лицом к стене!
Конвойный поставил Вайса лицом к стенке, передал коридорному и скрылся за перегородкой, со стуком закрыв решетчатую дверь. С тем же стуком надзиратель вставил ключ в замочную скважину. Это уже другая дверь, за ней камера и ад во всей своей красе.
Тяжелая дверь открылась, стукнулась о блокиратор, с угрожающим гулом завибрировала.
– Пошел!
А у Вайса вибрируют нервы. Попал он конкретно. Два убийства – это не фунт изюма. И хотя Дукатов обещает снисхождение, что-то мало в это верится. Как бы на пятнадцать лет не загреметь. Или даже под «вышку»…
Камера большая, шконки, шконки, арестантов как пчел в улье. Хотя вроде у каждого здесь свое место, и даже две пустые шконки имеются. У самой параши, правда. Но Вайс не вор, ему по барабану, где спать. Тем более что на втором ярусе нормально, туда брызги не долетают…
Впрочем, он еще не определяется. Ему всего лишь нужно куда-то кинуть свои вещи.
– Здорово, братва!
Его голос теряется в монотонном гуле толпы, плавится в смрадной духоте, но Вайсу все равно. Протокол, что называется, соблюден, а там хоть и не рассветай.
За «дубком» толпа. Двое расписаны от пупка до самого подбородка. Купола, паруса, кресты, тигры, коты, полуголые бабы – все вперемешку. И еще у троих уголовные наколки, но у этих галерея попроще. Даже не галерея, а так себе, мелкие фрагменты, причем ничего не значащие. Но так эти еще молодые, у них все впереди.
Вайс бросил скатку на свободную шконку, рядом поставил битком набитую сумку. Спасибо Цимбалу, не оставил он брата в беде, упаковал его перед этапом «от» и «до». Еще бы вентиляторы подогнал, но это, в принципе, без проблем. Начальника тюрьмы, или кума, прикормить не очень сложно. Схема наработана, исполнители есть, с деньгами все в порядке. Тем более процесс уже идет…
На Вайса до сей поры не обращали внимания. Но стоило ему освободить руки, как из-за стола вдруг поднялся бритоголовый арестант с выпученными глазами и поросячьим носом. Взгляд игривый, нахальная улыбка до ушей. Смеющиеся черепа у него под ключицами, орел между сосками. В общем, ничего серьезного.