Развод. Игра на выживание

Коваль Лина

– Да.

– По данной расписке ваш отец может обратиться с отдельным исковым заявлением, – замечает женщина.

Богдан насмешливо ухмыляется, а я в эту секунду сгораю со стыда.

Он ведь всё отдал.

До копейки.

Зачем папа вообще вспомнил об этом? Позорище, – думаю я, принимая документ от судьи, которая тут же предоставляет слово стороне ответчика.

Адвокат Соболева начинает сыпать терминами и бумагами, а я всё вглядываюсь в ровный почерк Богдана на расписке и подумав, пододвигаю её

к нему.

Пусть это будет смотреться как чёртов белый флаг с моей стороны.

Мне всё равно.

Изрядно наскучило вмешательство отца. Сначала в наш брак, теперь в развод. Наверное, надо было раньше пресечь эти попытки, но сейчас мы находимся на этапе, когда думать об этом бессмысленно.

Богдан не меняя положения рук, безразлично осматривает расписку и снова обращает внимание на своего адвоката. Меня демонстративно игнорирует.

Бесчувственный мужлан.

– Позвольте, я задам пару вопросов истцу, уважаемый суд, – произносит Виктор Андреевич невозмутимо.

– Пожалуйста, – кивает женщина, вновь погружаясь в бумаги.

– Яна Альбертовна, – начинает адвокат с азартным блеском в глазах. – Скажите, пожалуйста, вы работаете?

– Да, – киваю, сама не замечая, как внутри взрываются победные фанфары.

– Очень интересно. По моей информации, вы к двадцати восьми годам оставались безработной.

– Я… работаю с прошлого месяца.

– То есть, – разводит руками Луневич. – Вашего работодателя не смутили отсутствие опыта и образования?

– Возражаю, ваша честь, – говорит Долинский, резко наклоняясь. – Что за домыслы? У моей доверительницы есть справка с официального места работы. И положительная характеристика.

– Принимается, – судья кивает и обращается к Виктору Андреевичу. – К чему эти вопросы?

– Прошу прощения, – скалится адвокат хищно. – Я, конечно, исследую данные документы в материалах дела, но позвольте заметить, что наверняка супруга моего доверителя находится на испытательном сроке? – вновь поворачивается ко мне.

– Официально, да, – часто киваю.

Не понимаю, к чему он ведёт? К моей несостоятельности как матери, способной обеспечить своих детей?!

Богдан делает вид, что пропускает все это мимо ушей. Будто он вообще не здесь.

– То есть, вы не уверены, останется ли это место за вами? – продолжает допытываться Соболевский защитник.

– Уверена, что справлюсь, – чуть повышаю голос и уставляюсь на Долинского, который предостерегающе на меня смотрит.

– Вам об этом сказал работодатель? – Луневич притворно улыбается.

– Нет, – выдыхаю.

Мужчина удовлетворённо кивает и мажет быстрым взглядом по Арине, сидящей прямо за нами.

– Как тогда вы можете быть в этом уверены?

– Я справляюсь со своими обязанностями, – тараторю. – Почему меня должны уволить?

Подол юбки смят до такой степени, что уже

не выправляется. Ещё чуть-чуть и я порву тонкую ткань. От напряжения начинает кружиться голова.

Сталкиваюсь взглядами с Соболевым.

Ты ведь этого хотела? – читаю в его глазах.

Судорожно вздыхаю.

Нет. Не этого.

– Меня не уволят, – твёрдо произношу.

– Возможно, вы снова заболеете и попадёте в клинику неврозов, как пару месяцев назад, Яна Альбертовна? – парирует адвокат, отбрасывая моё трепещущее сердце в пятки.

Богдан отшатывается и удивлённо поднимает брови, а я морщусь от острой боли, стреляющей в висок.

– Возражаю, ваша честь, – снова произносит Долинский.

Судья внимательно смотрит на меня и отрицательно качает головой.

– Мне нужно на это отвечать? – спрашиваю бешено. – Да я проходила лечение, но я не нахожусь на учёте у психиатра. Я не сумасшедшая, – уставляюсь на мужа. – Скажи ему.

Он молчит. Ни слова не произносит. За холодностью в его глазах мелькает что-то типа сожаления или… может быть, жалости?!

– Что ты молчишь?
– шиплю.
– Тоже считаешь, что я чокнутая? – произношу сдавленно.

Богдан склоняется к Луневичу и что-то яростно шепчет.

– Яна, – одёргивает Арсений. – Успокойся.

Звенящая тишина в кабинете разъедает кровь. Поднимаю подрагивающий подбородок к потолку, чтобы не разрыдаться прямо здесь.

– Я сделаю соответствующий запрос по месту жительства, – кивает судья и обращается ко мне. – Впредь требую быть спокойнее, Яна Альбертовна. Здание суда не место для выяснения отношений.

– Извините, – сдавленно выговариваю, боясь взглянуть на Соболева.

– Вы меня тоже простите, Яна Альбертовна, – произносит Луневич, но на его холеном лице ни капли раскаяния.

Козёл.

Глаза жжёт. Настолько стыдно мне ещё никогда не было.

Как только нас отпускают, хватаю свои вещи и соскакиваю с места. Дёргаю на себя дверь и убегаю по коридору, захлёбываясь.

Всё напряжение сегодняшнего дня выходит со слезами.

На первом этаже блуждаю и, по всей видимости, отправляюсь в обратную от выхода сторону, потому что в итоге оказываюсь в конце коридора у большого распахнутого окна.

Скидываю пальто с сумкой на подоконник и отчаянно обнимаю себя за плечи, пытаясь прийти в себя. Руки потрясываются от рыданий, а тушь наверняка растеклась, но мне нет до этого никакого дела.

В ушах звенит, а в голове какой-то рой из колких вопросов урода, которого выбрал мой муж в защитники.

Створка окна раскачивается, с улицы веет осенним холодом, пробирающим тело под тонкой шелковой тканью. Ещё больше начинаю дрожать и сама не замечаю, как неожиданно оказываюсь в плотном кольце из мужских рук, а в нос проникает запах сигарет и знакомой туалетной воды.