Развод. Ты предал нашу семью
Шрифт:
— Если я еще жив, то не обиделся он.
— Тоже верно.
— Слушайте, — Люба неловко улыбается. — Хорошо поболтали, но мне надо обратно.
Глеб встает и протягивает руку Ярику:
— Я отдаю тебе полный контроль над Надеждой. Ты будешь хорошим отцом, Яр. И я рад, что ты однажды пришел ко мне. Даю слово, что я не буду лезть к твоему ребенку с правдой. Я буду твоим другом, и в такой ситуации твоя семья всегда может рассчитывать на меня… нет, на нашу семью.
— Чо и коровник со мной новый построишь? —
— Построю, — Глеб улыбается.
— Другое дело, — Ярик решительно поднимается на ноги и крепко пожимает руку Глебу, вглядываясь в его глаза. — И вы на нас рассчитывайте.
Люба всхлипывает и тоже встает:
— А мы, давай, с тобой обнимемся, подруга!
Глава 44. И в кого ты такая?
Бабища Ярику под стать.
Страшная, толстая и неповоротливая. Еще и коса эта дебильная. Короче, деревня деревней.
— Деньги где? — спрашиваю я.
— Ты притормози, — Ярик садится на стул передо мной. — Деньги получишь, когда ребенка отдашь.
— Обманешь, — зло отвечаю я.
— И не стыдно тебе, — спрашивает меня Люба. — Ребенка продаешь.
— Не твое дело, — перевожу на нее взгляд. — И нет, не стыдно. Нотации мне тут не читай.
Господи, вот же отожрала харю.
— Теперь я поверю, что Глеба подставили, — тихо отвечает она, вглядываясь в мое лицо. — Деньги так любишь?
— Люблю, — усмехаюсь. — Надоело в нищете жить и жопу рвать.
— Тогда в твоих интересах родить, Надежда, — Ярик щурится на меня. — И деньги будут. Получишь ты их и гуляй. Попробуешь появиться, то пеняй сама на себя.
— Где гарантии того, что не обманешь?
— А где гарантии того, что ты доносишь? — спрашивает Люба и вскидывает бровь.
— Доносит, — Ярик цыкает. — Тебя будут пасти круглосуточно, Надежда. В том числе и твои родители. Я им подкинул пару тыщонок, остальное получат после твоих родов. А они у тебя тоже жадные.
— Им подкинул, а мне — нет? Я требую половину.
— Не-а, — Ярик скалится в улыбке. — Получишь всю сумму в тот день, когда я возьму ребенка на руки. И еще… попытаешься меня нагнуть, то тоже не рассчитывай на доброго дядю Ярика. Усекла? Ты теперь носишь нашего ребенка. И только попробуй теперь от него избавиться. Я от тебя избавлюсь, Надежда. Ты перестанешь быть неприкосновенной лишь по причине того, что у тебя между ног дырка. Перестанешь быть женщиной, на которую нельзя поднять руку.
У меня желудок схватывает спазмом страха. Глаза у Ярика сейчас пустые и холодные, и его уродливая рожа вызывает не презрение и отвращение, а ужас.
Я влипла. И это я понимаю только сейчас.
— У тебя когда следующий прием у врача? — тихо спрашивает Люба.
— Завтра, — отвечает за меня Ярик, продолжая буравить меня взглядом. — И пока все осмотры, анализы в норме. Без
Я хочу сейчас избавиться от живота и забиться в какой-нибудь угол. Меня окружили со всех сторон, и я боюсь, что по итогу останусь ни с чем.
— Будут деньги, Надежда, — говорит Ярик, будто прочитал мои мысли. — Я даю слово, а я свои слова сдерживаю. Это и для меня важно. Понимаешь? Не отобрать ребенка, а купить. Если я его куплю, то… ммм… как это по-умному сказать… он будет моим и я без сомнений буду его отцом, который за свое будет бороться со всем миром, если понадобится.
— А ты, что, сама родить не можешь? — смотрю на Любу. — Проблемы, что ли, какие?
— Не могу, — спокойно отвечает она. — И почему такие, как ты, могут рожать, а? Это ведь тебя надо лишить такого дара. И я не думаю, что ты поумнеешь и что-то осознаешь.
— А вопросов к папаше у тебя нет? — хмыкаю я. — Мне же не ветром задуло.
— Нет, к нему вопросов нет, — Люба качает головой, разглядывая меня. — Знаешь, у тебя был бы шанс провернуть твою идею с пузом, если бы он был женат на другой женщине. Не учла ты того, что там между мужиком и его бабой очень крепкая связь.
— Не на ту семью нарвалась, — Ярик кивает.
— Тошно слушать, — передергиваю плечами.
— А ты не слушай, а подумай о том, какое светлое будущее ждет тебя с деньгами, — Люба щурится. — Думай об этом, милая. Твой план все же сработал, пусть и иначе.
— А так бы сидела на нищенских алиментах, — Ярик чешет щеку. — Вся в детских какашках, блевотине и соплях. Памперсы бы покупала только на особые случаи.
У меня от его слов по телу холодный озноб пробегает. Я не хочу так жить. Не для этого я рискнула.
— И я бы тебе посоветовала уже сейчас хоть примерно прикинуть, куда деньги потратишь, — Люба скрещивает свои толстые и белые руки на груди. — А то ты с дуру все растратишь.
— Сама разберусь!
— И я бы не рекомендовал больше проворачивать такие аферы, — Ярик встает. — Напорешься однажды на отбитого придурка, Надежда. Таких, как Глеб, очень мало. Деньги развращают и делают мужиков жестокими, а их жены не отстают. Разуешь рот на чужое, то вырвут внутренности. И это не страшилки. Это реальность.
Подходит к своей уродине, приобнимает ее и целует в висок.
— Пойдем, Любаш.
И меня сейчас вырвет от этих телячьих нежностей двух деревенщин. Едва сдерживаюсь, чтобы не блевануть на них.
Выходят из комнаты, слышу бубнёж отца, заискивающий голос мамы.
Почему у одних выходит без проблем брать мужиков в оборот, а у меня вышла какая-то фигня.
Обманут же.
Я не верю Ярику, но… но с другой стороны у меня и выбора нет теперь, как доносить и родить.
В комнату заходит мама. Приваливается плечом к косяку и вздыхает, скрестив руки на груди: