Развод

Шэ Лао

– Лао Ли, – Чжан Дагэ коснулся руки друга. – Лао Ли… – Губы его задрожали, и он заплакал, не в силах -сказать что-нибудь.

Лао Ли понимал, как тяжело потерять сына, да еще на склоне лет, когда уже перевалило за пятьдесят. Но он не умел утешать. Да и что проку в словах! Надо похлопотать, побегать, а от визитов пользы никакой. И Лао Ли решил взяться за дело.

Несмотря на все свои связи и способности, Чжан Дагэ смог выяснить лишь, что Тяньчжэня арестовала какая-то всесильная организация, которая ни перед кем не несет ответственности и может делать все, что угодно. Никто не знает, где она находится, но каждому известно, что такая организация существует.

Редко кто оттуда выходит живым, будь то человек или собака. В любом учреждении у Чжан Дагэ есть свои люди, а в этом таинственном заведении – никого, все равно что в преисподней. Знакомства помогли узнать, что Тяньчжэня обвинили ни больше ни меньше как в связи с коммунистами, и, может быть, его уже нет в живых. Чжан Дагэ вконец извелся, осталось одно – захлебнуться собственными слезами. Появись у Чжан Дагэ хоть маленький проблеск надежды, он перестал бы терзаться, но он пребывал в полном неведении. Если бы Тяньчжэнь умер своей смертью, он погоревал бы – и все. А сейчас ему хотелось выплакать всего себя до последней капли. Ни разу в жизни он и словом никого не обидел, всегда был на высоте положения, наставлял всех друзей. И вот на тебе, сын – коммунист. Чжан Дагэ не вынесет, если Тяньчжэня убьют в тюрьме. Сам он был всегда так осторожен, избегал связей с революционерами, не дарил им подарков, а сын…

Лао Ли не сомневался, что Чжан Дагэ либо захлебнется в слезах, либо сойдет с ума. Как его подбодрить? Сказать что-нибудь резкое? Но Чжан Дагэ, привыкший принимать гостей, был слишком деликатным и не терпел нарушений этикета. Поэтому Лао Ли отказался от этой мысли.

На службе Лао Ли обошел всех, кроме Сяо Чжао и самого начальника. Может, обратиться еще к ним? Противно просить о чем-нибудь Сяо Чжао, но ради друга на все пойдешь! Наконец он нашел Сяо Чжао.

– А, Лао Ли! – воскликнул Сяо Чжао. – Я как раз тебя искал! Ты не занят? Сходим в баню!

«Этот подлец наверняка что-то знает, – подумал Лао Ли. – Нельзя упускать случая».

Не успели они войти в баню, как Сяо Чжао стал разоблачаться. Казалось, мытье его мало интересовало и пришел он сюда лишь затем, чтобы раздеться догола и показать все свои прелести. Пока дошли до номера, Сяо Чжао успел все снять и, видимо, чувствовал себя как рыба в воде. Он закурил и с удовольствием похлопал себя по заду.

– А ну, выкладывай. – Сяо Чжао обшарил глазами лицо Лао Ли. – Рассказывай, как ходил по отделам с поручительством. Это на тебя похоже! Узнал о повышении по службе, хочешь заручиться поддержкой?

– О каком повышении?

– Не прикидывайся! Ну и хитер же ты! Кому неизвестно, что ты метишь на место У. Еще передо мной комедию ломаешь, так и хочется накостылять тебе по шее! Я помог господину У стать чиновником высшего разряда, а он, негодяй, забыл, из чьей кормушки ест, ну так я еще раз ему помог – освободил от службы. Ты из того же отдела, у начальника свой человек, имеешь второй разряд, кому же достанется это место, если не тебе? Нечего притворяться! Может, поедим чего-нибудь? – В бане Сяо Чжао думал о чем угодно, кроме мытья.

– Не хочется что-то. Послушай меня, Сяо Чжао…

– Верно! Именно Сяо Чжао. Господин Ли, господин Чжао, зачем это? Лучше просто Сяо Чжао, Лао Ли – это великолепно, по-свойски. Именно так, а то Лао Чжао или Сяо Ли – как-то не звучит.

Лао Ли и в самом деле впервые назвал господина Чжао непочтительно Сяо Чжао [47] , но лишь потому, что тот ему надоел.

– Знаешь, Сяо Чжао, не нужно ничего придумывать. Вовсе я не свой человек у начальства и, уж конечно, не жду повышения. Давай лучше поможем У. Мне он никем не приходится, а тебе как-никак родственник, к чему…

47

[47] Лао (старый), Сяо (молодой). Лао – обращение к женатому, Сяо – к холостому.

– Не будем о нем вспоминать. – Глаза Сяо Чжао перестали прыгать. – Хорош родственничек! Чужую невесту увел! И чтобы я с ним после этого не разделался! Настоящий мужчина зла не прощает. Возьмем хоть тебя. Только ты появился у нас, как я сказал себе: это друг. Недаром говорят: «Всяк ищет себе друга по душе». – Глаза его снова забегали. – Так скажи мне, Лао Ли, как будет с местом нашего уважаемого боксера? Пусть оно достанется тебе, я не против, ты мой друг, а вот если еще кому-нибудь, ну хоть этому Суню, я лопну от злости. У госпожи начальницы столько претендентов на это место! Но я не буду ставить палки в колеса, хотя и мог бы! Даже замолвлю за тебя словечко. Что ты на это скажешь?

– Все то же: ничего не знаю. Я искал тебя сегодня, чтобы попросить об одном одолжении.

– Попросить? Что ты говоришь! Разве не лучше сказать: Сяо Чжао, сделай-ка для меня одно дело! Попросить! К чему такие слова! Говори же, Лао Ли!

– Я все скажу, но хотел бы, чтобы ты откровенно ответил, возможно это или нет. Только не води меня за нос. – На сердце у Лао Ли стало спокойнее, сегодня он осмелился говорить с Сяо Чжао как равный с равным. – Я все о том же – о Тяньчжэне. Никто на службе не хочет и пальцем шевельнуть. Я же бессилен. А ты?

– Я? Могу! Не ради Тяньчжэня, так ради Чжан Дагэ. Ладно! Скажи, что сделать? – Сяо Чжао снова похлопал себя по заду.

– Тебе виднее! Чжан Дагэ не знает даже, куда упрятали сына. Выясни это, сделай доброе дело, а то как бы Чжан Дагэ рассудка не лишился. Выяснишь, тогда подумаем, как быть дальше.

– Отлично! Это проще простого! Уж что-что, а выяснить Сяо Чжао все может. – Он повертел глазами, и вдруг лицо его застыло.

– Но ты должен мне кое-что обещать! – Говори!

– Ты в самом деле не метишь на место У? – Клянусь тебе, нет!

– Ладно! А если я тебе помогу, ты согласишься на это место?

– А зачем оно мне?

– В таком случае, зачем мне заниматься делами Чжан Дагэ, так-то!

– Ну, а если я соглашусь?

– Я спасу Тяньчжэня.

– Идет!

– Я сделаю это так…

– Как тебе угодно!

– Хорошо! Значит, как угодно?

– Только помоги Чжан Дагэ!

– Хорошо! Значит, на мое усмотрение.

– Да, на твое усмотрение. Ради Чжан Дагэ я готов на любую жертву, только смотри не навреди ему!

– Хорошо!

2

Лао Ли ликовал: он сможет помочь Чжан Дагэ! Ничего, что он был резок с Сяо Чжао, – Сяо Чжао человек бессовестный. Он был даже рад, что, как Фауст, продал душу дьяволу. «Еще неизвестно, какую штуку он со мной выкинет». Жизнь приобретала интерес.

Возвратись домой, Лао Ли хотел было рассказать обо всем жене, но решил, что она ничего не поймет. Да и на поддержку сослуживцев нечего рассчитывать. Впрочем, так ли это важно? Главное, что он сам доволен: рыцарство, таинственность, романтика. Мрачное общество порождает трагедии, а он бесстрашный герой, который приносит себя в жертву. Лао Ли не заметил, как съел еще чашку риса.