Разыскиваются полицией
Шрифт:
Том. Гейл села на полку и приступила к нудному занятию разрывания факса на мелкие кусочки. Позже она пройдет по составу и распихает клочки по общим туалетам и мусорным урнам в других вагонах. Наверное, она излишне осторожничала, но, как некоторые считают, человек не может быть слишком худым или слишком богатым. Гейл же полагала, что не может быть слишком бдительной. Она посидела и подождала, пока успокоится сердце.
Том. Черт возьми! Чтобы привлечь его внимание, потребовалось всего-то бежать из тюрьмы. Ну и человек! Гейл сознавала: Мэл прав. Надо держаться от него подальше. Даже не звонить
Поезд шел вперед, а Гейл сидела и улыбалась. Она улизнула. Ей удалось. Разболелась шея, и Гейл сосредоточилась на том, чтобы прогнать напряженность из плеч и спины, приказать мышцам расслабиться. Состав набрал ход, и вокзал остался позади. Прощай, Кливленд. Все было хорошо. Очень здорово. Какого дьявола убежала Дайана? Ведь все сложилось как нельзя лучше. Или почти как нельзя лучше. Теперь шесть часов до Чикаго. Гейл стала думать, будет ли там Дайана? Придет ли на встречу?
Приятное головокружение охватывало ее, и она не стала с ним бороться — легла на полку и вытянула ноги. Ей удалось — она сбежала. Она на свободе. Гейл не помнила, чтобы чувствовала себя подобным образом. Она может распоряжаться своей жизнью. Будущим. Ей надо шевелить мозгами, чтобы выжить… вне клетки.
Она узнала это веселое возбуждение — его вызывал риск. И вспомнила, когда испытывала подобные чувства.
Том. Интересно, где он и что ему нужно? Гейл не сомневалась: ему что-то надо.
— Видимо, так оно и есть, — тихо промолвила она. — Но какая разница?
Гейл поняла, что разговаривает вслух, и тут же одернула себя. Она и в тюрьме иногда ловила себя на том, что, оставшись одна, беседует сама с собой. Просто чтобы не забыть, как звучит не ругающийся и не выкрикивающий команды человеческий голос. Порой это был голос друга, иногда — прокурора, который устраивал ей перекрестный допрос по поводу событий ее жизни.
Теперь у Тома новые слушатели. А когда-то Гейл являлась его аудиторией. Сначала он убеждал ее, будто она самый главный на земле человек. Но потом, хотя чувство не угасло, ей досталась именно эта роль. Стать частью его аудитории. В седьмом ряду в середине. Сиди и не рыпайся.
— Может, он наконец повзрослел? — Гейл снова заговорила вслух. Тихо, словно за чашкой кофе с подругой. И дальше мысленно: «Кого ты пытаешься обмануть?» Это прозвучал голос рассудка. Единственного собеседника, с которым Гейл любила проводить время. Но этот гость был чаще всего занят и не задерживался на чашку чая.
Сумерки быстро сгустились, и наступила ночь. Дайана сжалась под невысоким дубом на насыпи; под ней железнодорожные пути, точно переплетение нервов, разбегались и сходились на станции. Она вспотела, однако дыхание почти восстановила. Дайана ждала. Ждала, когда среди путей появятся полицейские и собака. Ждала двадцать минут. Тридцать.
Ничего не происходило.
Стало совсем темно. Дайана слышала шум машин, проходящих по шоссе по другую сторону насыпи. Она встала, осмотрелась и обнаружила, что оказалась у пересечения дорог, где развязка образовывала «лист клевера». Огромный зеленый указатель перечислял названия магистралей и улиц, но они ничего не говорили Дайане. Она обвела взглядом
Дайана тронулась в путь, рюкзачок небрежно висел на плече. Двигалась в сторону самых чистых туалетов в Америке на окраине Кливленда, шла так, как могла бы шагать студентка колледжа, проводящая летние каникулы в Париже.
Ее цель оказалась дальше, чем она представляла. Дайана попросила у кассира ключ. Он подал ей огромный горшок с дыркой в донышке, сквозь которую была продета веревка — на одной стороне ключ, на другой завязан большой узел.
— Уж такое не потеряется, — хмыкнула Дайана.
Прыщеватый паренек кивнул и повернулся к следующей клиентке.
Дайана зашла за угол и засунула ключ в скважину.
Дверь за ней автоматически закрылась. Она приблизилась к раковине и посмотрела в сияющее зеркало. Неудивительно, что парень не захотел с ней общаться. Ее короткие волосы ссохлись и спутались от пота, лицо в грязи. Ужас! Словно выскочила из преисподней. Дайана плеснула водой на лицо, потянула из дозатора полотенце, расчесала пальцами волосы и опять взглянула в зеркало. Уже лучше. Сходила в туалет — какое облегчение! — расправила одежду, стряхнула пыль с джинсов.
Выйдя, достала двадцать долларов из денег, которые дала ей Гейл, и купила телефонную карту.
На улице пахло бензином и разогретым после жаркого дня асфальтом. Дайана долго стояла и размышляла, не совершила ли она ошибку. По ту сторону дороги в ночи сверкали высотки Кливленда, обновленного Кливленда, нового Кливленда. Нет, ошибки не было. Она не стала бы задерживаться на одном месте более десяти минут. Дайана поняла, что, пока она находится в движении, ее скорее всего не поймают. Если кто-нибудь не донесет, а она уж позаботится, чтобы этого не произошло. Итак, вперед! Она подняла трубку.
Послышался сонный ответ:
— Говорит Ренфро. Дайана? — Он моментально проснулся. — Где, черт побери, ты находишься?
— На другом конце провода.
— Ты в порядке? М-м-м… Ну разумеется, в порядке. Как дела?
— Хорошо. А у тебя?
— Нормально.
— Завел новую подружку? — попробовала пошутить Дайана.
— С полдюжины. — Ренфро кашлянул. — Дайана, что ты творишь? Я читал о тебе, видел по телевизору. Ты свихнулась?
— Я не могла оставаться там и гнить.
— Но ты читала документы, которые я тебе посылал? Существуют законные пути.
— Хорошо, считай, я свернула в тупик.
Ренфро крякнул, будто пытался рассмеяться.
— Тебе необходимо вернуться и бороться в суде.
— Лишь в одном случае: если я буду уверена, что меня вновь не засадят за решетку. — Дайана вздохнула. — Слушай, ты волен ответить «нет», но мне требуется помощь.
— Догадываюсь.