Разжигательница
Шрифт:
— Ты знаешь, что мне не спится. Думала, ты уже привык.
— Тебе всегда есть чем меня удивить, Рен, — по-мальчишески улыбается он, — Сегодня, например. Впервые за время нашего путешествия я не переживал, что ты, Марго и Эстебан не вцепитесь друг другу в глотки.
Я смеюсь, и где-то рядом мне отвечает чириканьем птица.
— Они боятся. В страхе люди делают то, что обычно бы делать не стали. Например, распивать алкоголь с тем, кого презирают.
— Или уходить из лагеря на ночную прогулку? — предполагает он.
Мы останавливаемся на ровном участке травы. Река сверкает
— Я знаю эти леса лучше любого королевского стражника, — говорю. — Даже лучше тебя.
Он берёт мою руку в перчатке.
— Ты никогда мне этого не рассказывала.
— Я родилась неподалёку отсюда. Уже много лет прошло, но думаю, что смогу найти дорогу домой. Если он там ещё стоит.
Он вздыхает, его глаза полны сочувствия.
— Мне так жаль. Могу представить, как тебе было тяжело, когда мы говорили о наших родителях.
Что я помню о своих? Знаю, что отец любил охотиться в Рысьем лесу. Я плохо помню его лицо, но когда я смотрю в зеркало, то вспоминаю голос, который сказал мне: «Знаешь, ты так похожа на него». Не уверена, был ли это голос моей матери или чей-то ещё.
— Могу я тебе признаться кое в чём ужасном?
Он садится так, чтобы видеть моё лицо, и ждёт, когда я продолжу. Часть меня хочет взять свои слова обратно, потому что не хочется произносить этого вслух.
— Когда я слышу, что кто-то говорит о своих родителях… Первый человек, который приходит мне на ум, это судья Мендес.
Дез отводит взгляд, сильно нахмурившись, но в его голосе звучит мягкость:
— Этот человек забрал у тебя твой дом. Он использовал тебя…
— …как орудие, — я беру его лицо в свои руки. — Да, я знаю. И благодарю богиню каждый день за то, что шепчущие пришли за мной. Кем бы я была, если осталась во дворце? Монстром. Убийцей.
— Ты бы всё ещё была Ренатой Конвида, — он целует меня в уголок губ и отстраняется, чтобы посмотреть, как румянец заливает мои щёки, даже в темноте. — Ты бы всё ещё была моей Рен.
— Я не могу этого знать. Но я знаю, что он связан с тем оружием. И я не могу встретиться с ним опять, или я не знаю что сделаю.
Моё сердце пускается вскачь, когда Дез притягивает меня ближе к себе. Он весь такой тёплый.
— Тебе и не придётся. Обещаю. Я сам убью его. Ради тебя. За всё то, что он сделал. Я покончу с Рукой Правосудия.
Я не хочу, чтобы Дез ступал на тропу мести. Да и даже если судья Мендес умрёт, один из его приближённых займёт его место.
— Это не то, что я хочу от тебя, — я убираю прядку с его лица. Может, это потому, что мы выросли вместе и боролись рука об руку, и я его знаю лучше, чему саму себя, но я чувствую, что за его словами есть что-то ещё. Это ощущение появилось, ещё когда нам приказали уйти в лес. В его обещании убить Мендеса столько решимости, сколько не было в других наших миссиях. Словно он знает что-то, чего не знаем мы. — Ты что-то скрываешь с тех пор, как мы посмотрели камень-альман.
— Да. То, что ты увидела в камне-альмане… — начинает он, как вдруг замолкает, проводя пальцами по волосам,
Наступившее молчание тянется меж нами как паутина. Впереди шумит течение реки, над головой поют ночные птицы, а внутри меня глухо стучит сердце — всё как будто соревнуется за право быть услышанным.
— Как много ты о нём знаешь? На самом деле.
Дез напряжённо выдыхает, и я впервые в жизни вижу в его глазах неподдельный страх.
— Начиналось это всё как идея «лекарства», ну, они так это называли. Способ лишить магии, чтобы взять нас под контроль.
«Лекарство»… Нас решили вылечить от магии. Лекарство от души.
— Если мы сумеем проникнуть во дворец, как мы узнаем, что искать?
Он поворачивает голову к тропинке, ведущей к нашему лагерю. Он избегает моего взгляда, и я знаю: если он что-то для себя решил, то даже я не смогу это изменить. Но это не значит, что я перестану пытаться.
— У меня есть план. Король и Кровавый Принц ничего не заподозрят.
В его голосе звучит яд каждый раз при упоминании принца. Жестокость королевской не знает границ, даже по отношению друг к другу. Король Фернандо узурпировал трон своего отца. Принц Кастиан, говорят, утопил своего младшего брата в реке, протекающей за дворцом. Его мать, королева Пенелопа, была так безутешна, что умерла от разрыва сердца. Годы идут, историю тысячу раз переписали, изменили, исказили, вывернули наизнанку, преувеличили и оправдали. Но одно остаётся неизменным: веками, пока Фахардо были у власти, королевство Пуэрто-Леонес росло, крепло, богатело, но никогда не знало покоя.
Я беру руки Деза в свои. Я хочу сказать ему, что тоже чувствую бессилие, что мы ещё найдём способ одолеть всех врагов, но слова не выходят изо рта. Из недр моего встревоженного разума всплывает воспоминание. Нежные руки скользят по обнажённому мужскому торсу. Он смотрит в глаза с выражением, которое я не могу описать словами. Я резко вдыхаю и отталкиваю руками украденное воспоминание и Деза вместе с ним.
— Что такое? — спрашивает он.
Я медленно поднимаюсь на ноги и делаю пару шагов к реке. Сердце бешено бьётся в груди. Мне нужно взять свой разум под контроль. Почему воспоминания так и норовят вылезти? Если так будет и дальше, история с Эсмеральдас повторится опять и опять. Этого нельзя допустить.
— Я обуза, Дез. Я не могу отправиться на миссию.
Он смотрит так, будто я его ударила.
— Рен…
— Если бы я хотя бы могла сражаться, но я ранена. Из-за меня ты будешь в опасности.
— Тебе не нужно будет сражаться, — он сжимает мои плечи. Его взгляд скользит с меня на тёмную воду. Почему он не может сказать это, глядя в глаза? — Но твой дар робари нам пригодится.
— С моей магией что-то не так, Дез.
— Ты не можешь вечно винить себя в том, что случилось с мальчиком. Любой из нас бы пошёл в тот дом, чтобы спасти его.