Реактивный авантюрист. Книга первая. Обратная случайность. Книга вторая. Реактивный авантюрист
Шрифт:
Раздосадованный заместитель подошёл к строптивой бухгалтерше и что-то тихо, но резко ей сказал. Та по лошадиному мотнула головой, в ярости полезла в сумку, вырвала листок из тетради, написала данные и протянула листок Коновалову:
– Тебя это устроит?
– Вполне, Алла Фёдоровна. Благодарю.
Коновалов приветливо ей улыбнулся, а затем обратился к остальным:
– А теперь к делу.
И начал слушать речь зам. управляющего.
Секретарша с красным лицом и остановившимся взглядом, захватив какие-то папки, вышла и хлопнула дверью в соседнее помещение, очевидно бухгалтерию. Вскоре оттуда донеслись звуки многоголосого здорового хохота.
Пётр Адамович вышел в коридор перекурить, и я вышел вслед за ним с той же целью. К нам присоединилась Елена Павловна и ещё пара членов делегации.
Я сказал:
– Думаю, что наше пребывание здесь крепко повеселит здешний народ.
Елена Павловна пробормотала: «В других местах над нами тоже посмеются» и обратилась к Петру Адамовичу:
– Этот ваш Коновалов часто так ваньку валяет?
Тот грустно посмотрел на неё и сказал:
– Вы ничего не поняли, Елена Павловна. Он не умеет валять ваньку, он такой и есть. С детства. Родился с урезанным чувством юмора, а может, и вовсе без него. А так он ничего, хороший человек, умный, только слишком педантичный. С непривычки он сейчас вам кажется шутом гороховым, но он вполне серьёзен, а так себя ведёт только с начальством. Причём занимает непробиваемую позицию защитника советской власти. Грамотный, зараза; начитается передовиц и сыпет цитатами, иногда десятилетней давности. А как спорить с лозунгом? Вот и получается, что любое возражение Коновалову становится высказыванием против советской власти. У вас ещё будет возможность это увидеть. Урод продуманный! А в быту и на работе обычный человек.
– Он, что, и с вами так?
– С нами тоже. Чем мы лучше других? Я его как-то в выходной встретил, разговорились. Нормально так, без его выкрутасов:
– Родион, я ж тебя давно знаю. Раньше ты не выпендривался.
– Я и сейчас этого не умею.
– Да? Вот сейчас мы по-человечески беседуем, а почему с начальством ты демагогию разводишь?
– В данный момент ты мне не начальник, значит с тобой можно на простом русском. А то, что ты называешь демагогией, на самом деле есть стиль общения. Я ему ещё в школе научился.
– У кого?
– У пожарного инспектора Худякова.
– Помню такого. Мог бы и понормальней учителя найти. И в чём смысл этого стиля?
– А в чём смысл того, что с украинцем ты будешь говорить по-украински? Вот и я с начальством говорю на его языке – казённом.
– Ну, ты сравнил, начальство же не национальность.
– Самая настоящая национальность и есть. Со своими языком и культурой.
– Ты, Родион, загибай, да меру знай.
– Это ты, Петя, плохо документы знаешь. Перечитай Программу партии, там чёрным по белому написано, что формируется новая общность – советский человек. Новая национальность. Если быть последовательным, то правильнее говорить интернациональность. Да она уже, считай, сформировалась из партийных начальников. Традиция. В девятнадцатом веке была франкоговорящая нация из российской аристократии. Народ в народе. Во время войны с Наполеоном крестьяне поубивали многих дворян, принимая их за французов, так как те не умели говорить по-русски. Я русский человек и вряд ли стану другим, но от жизни не спрячешься – временами приходится с волками выть по-волчьи.
– Погоди, Родион. А как же ты раньше? В армии, например?
– В отличие от вас армия ценила мой стиль. Не скажу, что меня там горячо любили, скорее уж наоборот, но когда я увольнялся, то чуть ли не со слезами просили остаться на сверхсрочную.
Вот так, товарищи. С точки зрения Коновалова мы все являемся представителями некоей партийно-канцелярской национальности, которую он не любит, а потому не упустит случая раскатать всех по брёвнышку. А он это умеет.
Тщедушного вида пожилой очкарик спросил:
– Так он ещё себя проявит?
– Обязательно, дело-то ещё не закончилось.
– Вот как. А нам говорили, что это формальная процедура.
– В других местах так оно и есть, но не у нас. Мы же пытались объяснить Крылову, что формализм у Коновалова не пройдёт, потому что он сам редкий формалист. Но он не понял. Теперь пусть не обижается. Если уж Коновалов укатал самого Фелюгина, то Крылов для него мелкая сошка.
– Фелюгин знаком с Коноваловым?
– Знаком. Он и сейчас, наверное, вздрагивает, когда слышит эту фамилию.
Фелюгин был мне знаком, а потому стало очень интересно, каким таким образом укатали этого умудрённого функционера, и я спросил:
– А что это была за история?
Ответить он не успел, потому что раздался громкий голос Коновалова:
– Товарищи! Общую суть вашего проекта я уловил, но определённо ответить сейчас не готов. Маловато данных для анализа. Сделаем так – на собрании выступят специалисты с примерами и цифрами, а я выступлю в конце и подведу итог. Там и услышите моё решение.
Надо было видеть постные лица присутствующих, но командовать они уже не могли. Тут появился хитрый директор и сообщил, что люди собрались.
Елену Павловну, очевидно, сильно заинтересовала личность Коновалова, и весь путь до цеха, а также рутинную часть выступлений она расспрашивала о нём Петра Адамовича. Мне тоже было интересно. Примыкал к нашей маленькой компании и тщедушный мужчина в очках. Пётр Адамович не был скрытным человеком, а, возможно, это был эффект общения со свежими людьми, но он поведал кое-что любопытное: