Реальность и мечта
Шрифт:
Быть может, нечасто, но бывали. Но я, работая над ролью, отнюдь не портрет с них писал. Я же не фотограф, я актер. Моя задача состояла в том, чтобы обобщить явления, изобразить определенный типаж в таком виде, когда каждому станет понятно: такому феномену во всех его видах и формах не место в жизни, его следует полностью искоренить. Не стану по косточкам разбирать и мотивировать, чем были вызваны действия моего Горлова. В спектакле я над ним просто издевался. Таких «героев» надо за ушко да на солнышко, чтобы люди посмеялись над ними, ведь смех самое лучшее оружие против тупости и безнадеги. Мне очень хочется, чтобы «горловщина» исчезла с лица нашей земли, — потому что она смешна только со стороны, а когда в лоб — то по- настоящему страшна. Видеть ее, находиться рядом с ней не только грустно, но и опасно, если сидит на важном месте дурак, считающий себя умнее всех на свете.
Не всем
Спустя приблизительно десять лет после спектакля «Фронт» мне довелось сыграть в фильме «Частная жизнь» человека, которому в силу обстоятельств предложили уйти на пенсию. Для моего героя Абрикосова, теперь уже в прошлом крупного хозяйственного деятеля, наступает новая жизнь. По уграм персональная машина не ждет его у подъезда, ехать ему некуда, идти тоже. Когда домашние расходятся по делам, он остается в квартире один. Безмолвствует телефон, никто не звонит в дверь. Вершитель судеб, каким он мнил себя, оказался никому не нужным, когда его вытолкнули из привычного седла. А он-то знать ничего не хотел, кроме работы… Попытка обратиться к старому другу ничего не дала, так как внезапно выяснилось, что друг умер уже полгода назад.
И вот, лишившись работы, Абрикосов стал одиноким. Он вдруг остро ощутил несостоятельность, бессмысленность своей жизни. Как быть теперь, когда его век на исходе, когда так некстати надо начинать все сначала, чтобы заново освоить этот до сих пор не известный ему мир? Неужели придется перестраивать себя? Мучительный процесс!..
Надо сказать, что режиссер картины Юлий Яковлевич Райзман сначала не хотел брать меня на роль главного героя: он не любил работать с актерами, которые часто болтаются на экране, а я к тому времени уже изрядно намозолил глаза отечественному зрителю. Но потом Райзман присмотрелся ко мне и оттаял. Единственное: его не устраивала некоторая моя неотесанность в одежде. Ну да беды в том не было, поэтому Юлий Яковлевич, сам сын портного, пообещал на съемках заняться моим гардеробом и действительно хорошо подобрал мне костюмы. У меня сохранились очень теплые воспоминания об этом человеке. По натуре он был демократичным, веселым, даже озорным, а со стороны смотрелся неприступным аристократом, несмотря на свое невыдающееся происхождение. Благодаря Айзману на съемочной площадке всегда царила непринужденная и дружеская обстановка, поэтому в перерывах актеры могли вместе отдохнуть, пошутить, но и работали тоже от души.
Так вот, что-то общее было между Горловым и героем «Частной жизни» Абрикосовым. Наверное, в полной глухоте, в непонимании того, что происходит за стенами твоего учреждения, твоего кабинета, твоих дел, области твоих служебных интересов.
Но Абрикосов — это уже не сатирическая, а трагическая роль. И я видел, что здесь нельзя издеваться и смеяться, но надо понять и проникнуться драматизмом судьбы этого человека.
Абрикосов проработал всю жизнь добросовестно, честно (как, впрочем, и Горлов), делая все для выполнения поставленных перед ним задач. Он до конца отдавал себя работе, а то, что це хватало времени на семью, ему казалось нормальным. Что ж, бывают люди, для которых дело превыше всего! Этот человек долгие годы считал себя нужным людям, народу. И вдруг с ужасом увидел, что многое проходит мимо него, а он-то всегда считал себя хозяином жизни. Оказывается, сын растет по-иному, чем он себе представлял, и они плохо друг друга понимают. Оказывается, у жены полным-полно проблем, которыми он никогда не интересовался. Рядом с ним течет бытие, в котором есть и любовь, и недоброжелательство, и свои привычки. Но Абрикосов далек от, вдего этого исключительно по собственной вине. Оказавшись на пенсии, он словно попал на другую планету и теперь постепенно открывает ее для себя, понимая, как странно, как неверно складывалось его существование раньше. Горлов этого не сознает, а мысли и чувства Абрикосова начинают просветляться. Он видит, что открывающийся ему мир сложнее и разнообразнее, ч^м прежде казалось, когда он сам наблюдал этот мир издалека. И вот Абрикосов приходит к мысли, что жить только своим разумом, основываясь только на своих взглядах, не прислушиваясь к окружающим, нельзя. Есть еще другие люди. И ничего не поделать, их интересы, их проблемы, их сложности, их. устремления
Чем-то неуловимо похожи между собой Горлов и Абрикосов. Только исход их драмы разный.
О «Частной жизни» мне частенько задавали вопрос: «Скажите, пожалуйста, как понять последнюю сцену, когда Абрикосова вызывают к министру, и он начинает судорожно одеваться, потом делает это все медленнее и медленнее, и наконец, замерев полуодетым, как бы задается немым вопросом: что же дальше? Пойдет он снова работать или нет?» И я всегда отвечал: «Не знаю, как он поступит, но в любом случае это будет другой человек. Человек, переживший трагическую перестройку своего внутреннего мира».
По этому же поводу я однажды получил примечательную записку: «Уважаемый товарищ Ульянов! Не тешьте себя иллюзией. Если Абрикосов пойдет работать, он должен будет подчиниться миру, в котором будет жить». Трезвая, резкая, но реальная записка. Тот, кто ее написал, вероятно, пережил и ощутил подобное. Да, очень трудно из-под пресса, формирующего человека-вин- тика, выскочить не винтиком. Но, наверное, легче тому, кто уже понял, что он и сам по себе что-то значит. Не потому, допустим, что он служит в министерстве, а потому, что он человек и «ничто человеческое ему не чуждо». Такому уже никогда не быть допен- сионным Абрикосовым.
И тут мне очень хочется сравнить Горлова и Абрикосова.
Вот танцует Горлов цыганочку, и танец — свидетельство того, что во времена молодые это был лихой, удалой человек, смело и безоглядно воевавший, умевший познавать жизнь во всей красе и со всеми ее крайностями.
А вот момент, когда Абрикосов уходит со своего поста. Он начинает разбирать сейф: одно надо оставить, другое, то, что принадлежит лично ему, можно забрать с собой. И вдруг средй вещей мелькает маленький бюст Сталина, ордена — и через эгиде- тали, которые замечательно точно продумал режиссер, сразу представляешь, в какую эпоху проходила жизнь Абрикосова, каким влиянием она подвергалась. Но также видно, что это была честная жизнь, безоглядно отданная работе, как жизнь Горлова была неразрывна с военной службой.
Возможно, самой интересной темой для искусства является процесс человеческого становления, как у Абрикосова, или падения, как у Горлова. На этих кривых можно выстроить и характерность, и образ и создать атмосферу, в которой жил человек, привнести ощущение каких-то давнишних завязей его натуры. Это показалось мне очень важным и нужным. А застывшие формы любого характера для актера как горькая оскомина!
Мне довольно часто доставались роли общественных лидеров и руководителей разного ранга. И когда в Театре Вахтангова приступили к постановке спектакля по пьесе Андрея Вейцлера и Александра Мишарина «День-деньской», мне также была поручена главная роль директора завода Игоря Петровича Друяно- ва. Перед началом работы я, естественно, прочел пьесу и… ужасно расстроился.
Пьеса была из разряда производственных. Но не в этом беда. Производственные пьесы порой поднимали интересные вопросы«· решали значительные нравственные проблемы. Возьмем для примера «Премию», Александра Гельмана, по которой было поставлено много спектаклей и даже снят фильм с Евгением Леоновым в главной роли, или «Сталеваров» Геннадия Бокарева.
В советское время такие сюжеты не были чем-то особенным, и они нередко затрагивали важные проблемы, когда на первый план выдвигался именно человек, его личность, образ, тип, а на втором плане разворачивалась некая производственная коллизия. И человек был действительно интересен в этих специфических ситуациях. Каков он в соприкосновении с техникой, с трудовым коллективом, со временем, с обществом. Как он себя ведет, что он решает, в чем он ошибается, в чем он прав. Во многих пьесах бывало, к сожалению, и так, что не увидать человека за варкой стали, возделыванием полей, изготовлением машин. Тог- ДЗ смотреть на все остальное было в высшей степени скучно.
Что-то в этом роде представляла собой пьеса «День-деньской». В ней целых три часа надо было ковать котлы, а характеры персона- жей написаны невнятно. Фамилии у них есть, имена есть, даже ка- кая-то биография имеется, но нет вещественности, нет «тела».
Посему я стал думать, как же сделать своего героя Друянова более ши менее вразумительным и интересным. Если следовать сюжету, ничего не получится. Сюжет ясен как день. За реконструкцию производства снимают директора с работы. Ну, про это были сотни фильмов и спектаклей. И тогда я стал вспоминать интересных, своеобразных, своеобычных людей, с которыми сталкивала меня моя актерская кочевая судьба.