Реальность и мечта
Шрифт:
Надо сказать, что у нас был повод избегать новых постановок такого рода. Неоспорим тот факт из истории советского искусства, что Ленин был чем-то вроде полузапретной темы для театра. Странно, с одной стороны, «ура» — культ вождя и мавзолей с нетленным телом, а с другой — осторожно! не трогать! Никакой отсебятины не позволялось. Причем под отсебятиной подразумевалась даже строгая документалистика.
Тем не менее за семьдесят лет советской власти образ Ленина на сцене и в кино постепенно менялся. Я не историк искусства и не претендую на какую-то научную теорию, но по этому поводу у меня сложилась своя собственная классификация. На мой взгляд, было три этапа в развитии театрального образа этого человека.
Первый этап — это конец 30-х годов,
После великое множество актеров играли Ленина. Было создано огромное количество его изображений в картинах, скульптуре. Портреты выкладывали из зерна, вышивали шелком, шер- стыо. Фигуру Ильича отливали, ткали, выбивали, вырубали, вычеканивали в бесконечном множестве интерпретаций. По сути, Ленина сделали большевистским богом. И когда-нибудь еще будут изучать, до какой же степени можно довести уровень обожествления смертного человека! А по-другому, наверное, и быть не могло: партия коммунистов, загнав христианскую религию в подполье и разрушив ее храмы, на ее обломках создавала свою, новую веру. Свято место пусто не бывает: место Бога занял Ленин.
Однажды была у меня примечательная встреча. По дороге на отдых в Прибалтику я на день остановился в Псковско-Печер- ском монастыре. Разумеется, с разрешения обкомовских работников. Там святой отец проводил экскурсию и между делом говорил, мол, у нас в церкви все так же, как и у вас, большевиков: у нас — литургия, у вас — торжественное собрание, у нас — заутреня, у вас — партучеба. Святой отец в прошлом был полковником и знал, о чем говорил. В его устах очень складно выглядела картина замещения одной религии другой. Одних кумиров сбрасывали, других — воздвигали. Сбрасывали колокола, чтобы не трезвонили по Руси в честь единого Бога и не заглушали многотысячные хоры, славящие Ленина, Сталина и партию большевиков. Тогда же партийные пропагандисты круглосуточно внушали через газеты, по радио, на телевидении, в кружках и на курсах, что лучше нас никто не живет, что мы идем правильным путем, что мы счастливы и вообще мы — самые, самые, самые.
Нет, Лениниану нельзя просто так зачеркнуть, от нее нельзя отмахнуться и забыть, ведь это целый пласт в истории нашей культуры. И в нем было много талантливого, были открытия. Потому что в эту пропаганду крупнейшие художники России искренне вкладывали душу и мастерство. Ибо люди верили в своего бога. Верили, что он без сучка и задоринки. Верили, что под внешней простотой и доступностью этого человека заключена могучая богоравная личность, сумевшая изменить судьбу такого колосса, как Россия, и заставившая трепетать весь мир.
Второй этап прежде всего связан с именем Бориса Васильевича Щукина. Наш, вахтанговский, и великий российский актер сыграл Ленина в кино к двадцатилетию Октябрьской революции в фильмах Михаила Ромма «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году», а в театре — в спектакле «Человек с ружьем». Парадокс состоял в том, что Щукин был актером мягких комических красок. До этого он блистательно сыграл Тарталью в «Принцессе Турандот» и Синичкина в спектакле «Лев Гурыч Синичкин». Правда, изображал он и Павла Суслова в «Виринее», других большевиков. Но что бы он ни играл, все у него было замешано
Есть в фильме «Ленин в 1918 году» сцена, когда Ленин и Горький пытаются вскипятить на плите молоко и не умеют. этого сделать. На первый взгляд глупость, нереальность: как это так — Горький, выходец из самых низов народных, пешком прошедший пол-России, и революционер, годы проведший в ссылках, так и не научились кипятить молоко? Помню, об этом писал еще один из исполнителей роли Владимира Ильича, артист Владимир Иванович Честноков, в своих воспоминаниях «Как я работал над образом Ленина». Ему приходилось играть такую же сцену — «кипячение молока» в спектакле «Грозовой год»: «…Я до сих пор не могу представить себе линию логического жизненного поведения Ленина в данной ситуации. Есть в этой сцене фальшь, и если уж говорить начистоту, не «оживление», а чистая развлекательность. Какие-то не от мира сего люди собрались около кастрюльки с молоком! Ленин, живший в ссылке, Горький, побывавший «в людях», и пожилой питерский рабочий Коробов. Надо обладать поистине немалой фантазией, чтобы поверить, что ни один из троих не знает, как кипятить молоко. Это же неправда. Но, предположим, мы заставили себя поверить в эту неправду. Тогда возникает другой вопрос: зачем нужна такая сцена, какое содержание несет она в себе, что мы должны в ней играть? Ответить на этот вопрос невозможно…»
А Щукин — верный сын «Принцессы Турандот» — просто от души резвился в этой сценке, очевидно, не пытаясь найти в ней глубокое соответствие жизненной правде, а дав волю своему комическому гению. И они с Черкасовым, исполнявшим роль Горького, разыграли забавную, смешную и действительно очень обаятельную сцену «около кастрюльки с молоком». Играли смешно, живо, человечно. И представьте себе, из маленькой и не отвечающей правде жизни сценки сам собой вырисовывался, вырастал характер Ленина. И это все загадки вахтанговской творческой кухни.
В том же фильме есть эпизод, когда Ленин — Щукин с перевязанной щекой едет в трамвае. Абсолютная Турандот! Игра, выверенная в тех актерских красках, которые вызывают улыбку, доброе отношение зрителей, их влюбленность. Зритель побежден этим характером.
Или вот Ленин — Щукин ложится спать в квартире рабочего Василия, подложив под голову книжки. И так это было подано, будто он всю дорогу, как говорится, спал вот эдак — на книжках. И хотя это не соответствовало истории, зато создавало образ живого, земного человека, умеющего устроиться с комфортом и на книжках под головой, а не какого-то там Дон Кихота.
Надо вспомнить, что год 37-й — символ самого страшного террора в стране — это еще и отметка самого безудержного апофеоза в воспевании вождей вообще, а Ленина и Сталина в особенности. Тогда в жуткой, политически напряженной обстановке появляется Ленин в спектакле «Человек с ружьем»: по сцене он шел, засунув руки в карманы или держа в руках газету, шел на зрительный зал энергичной, напористой походкой, чуть склонив большелобую голову. И весь зал вставал, чтобы, грохоча стульями и аплодисментами, приветствовать его. Это был триумф религии ленинизма. Новая вера настолько вошла в плоть и кровь людей, что они не просто аплодировали артисту, как самому Ленину, — они поднимались ему навстречу, как уже было принято на партийных съездах: подниматься и торжествовать при появлении живого вождя — Сталина. Кстати, и сейчас еще можно наблюдать сходные проявления политического анахронизма: кое-где при появлении начальников подчиненные вскакивают, как первоклассники. Если в церкви одни люди становятся на колени и молятся, то другие перед вождями чуть не в струнку вытягиваются по стойке «смирно».