Ребенок от отца моего мужа

Багирова Александра

— Он виновен в гибели матери. Он… в общем… и после этого он многое сделал… Он перестал быть родным. Я давно живу один. И поверь мне созвон на расстоянии — это в нашем с ним случае идеальные отношения. Я не беру у него денег. Не прошу помощи. И сам не лезу.

— Мне этого не понять, — отхожу к окну.

Тяжелая тема. И, наверное, я не имею права лезть к нему в душу. Это слишком личное. Он хранит свои секреты, я свою боль.

— Илон… ну ты чего, — голос становится мягче. — Я ж большой мальчик справлюсь, тем более с такой-то поддержкой!

Даже

я тогда не могла представить, как же Марк ошибался…

Моя жизнь изменилась. К тяжелому грузу потери, к ошибкам прошлого, примешалось еще и новое чувство вины. Я часто думаю, возможно, лучше бы он мне сразу все высказал. Возненавидел. Чем такой радушный прием, которого я никак не заслуживаю.

Все свободное время я провожу в больнице. Стараюсь брать больше заказов. Надо откладывать деньги. Вдруг Марку что-то понадобится. Теперь моя жизнь полностью подчинена ему, желанию хоть как-то помочь.

Парень он позитивный, добрый, умный, рассудительный. Мы подружились. С ним есть о чем поболтать. Но тут взгляд опускается ниже… вижу забинтованные ноги, и ком подступает к горлу. С одной боли я переключилась на другую.

За три месяца, что я провела рядом с Марком, он стал мне очень близким человеком. Хоть Леша и не понимал моей самоотдачи. В один из звонков я ему рассказала о случившемся. Но вместо поддержки, он посоветовал не гробить свою жизнь. Сказал, что это случайность, моей вины нет.

Я промолчала. Не понять ему подобного. С прискорбием понимаю, что за эти годы мы все больше и больше отдаляемся друг от друга. У него там своя жизнь. Я тут. Между нами расстояние, стена непонимания. Но что бы ни было, он все равно для меня как брат. Любовь к нему неизменна.

С Марка сняли гипс. Ноги двигаются. Есть чувствительность. Но… смотреть… как он ходит… передвигается на костылях… без содрогания невозможно. Неизменно в такие моменты, чувство вины бьет меня под дых и шепчет гадким голосом: «Посмотри, что ты натворила! Это ты виновата!».

Еще и возникли проблемы со страховкой. Она не покрывает реабилитацию. Я иду в больницу, зная, что сегодня Марк должен говорить с тренером. Тот еще раньше обещал помочь.

Захожу в палату, сразу понимаю — все плохо.

Сажусь. Беру его за руку. Парень долго смотрит на меня.

— Уходи, Илон, нечего тебе тут делать. Не трать свою молодость…

— Что случилось? Тренер не может помочь, да?

— Он меня уволил… Контракт подходил к концу. А новый с калекой никто не будет подписывать. Я невыгодное вложение капитала… — говорит отрешенно. Оптимизм, надежды, все погасло в один миг.

Глава 26

Марк действительно очень силен духом. Столько месяцев он улыбался в лицо боли. И верил, безгранично верил, что поправится. Значение футбола в его жизни, я до конца поняла, когда оказалась в его квартире.

Нужно было упаковать вещи. Ему больше было не по карману снимать такое жилье. Он все еще находился в больнице. Но врачи обещали

скоро выписать. Но без реабилитации, его состояние улучшится не намного.

Я решила, что Марк будет жить у меня. Сообщу ему эту новость, когда упакую и перевезу все вещи. Но впервые оказавшись в его квартире, растерялась. Тут все пропитано футболом. Награды, плакаты, спортивные формы. Даже наклейки на холодильнике. Тонны журналов. Книг. Футбол его страсть, самая сильная любовь, и теперь у него отобрали цель жизни. Я отобрала.

Пока собираю вещи, реву. Вот так в один миг у молодого парня оборвались надежды, планы. Так же как у меня внутри образовалась черная саднящая пустота, когда я потеряла своего кроху. Наши жизни кардинально поломались. Мы лишились самого ценного. Для него это был футбол, для меня сын.

Влад… воспоминания об этом мужчине, как фантом всегда стоят за моей спиной. Но почему-то в стенах этой квартиры думать о нем особенно больно. Накатывают сожаления, и это пресловутое: «Если бы…». Не уехала бы я тогда, возможно, даже жизнь Марка сложилась гораздо счастливее. А так…

Звонок в дверь отрывает от грустных мыслей. Шмыгая носом, иду отрывать.

— Эй! Ты чего такая зареванная? — на пороге стоит Клос. Я ждала его. Он обещал помочь с переездом.

— Вот увидела все… — пропускаю его в квартиру. Обвожу рукой комнату. — Он жил футболом…

— Он мечтал в высшую лигу попасть, — парень проходит в комнату, проводит рукой по плакату.

А я опускаюсь на пол, закрываю лицо руками, кусаю губу, чтобы не завыть.

— Ой, что я ляпнул. Прости. Ты итак в жутком состоянии, — опускается рядом. Так прекращай! Я тут с новостями, офигенными!

— Что? — поднимаю голову, лицо парня расплывается перед глазами.

— Не, так не пойдет. Успокойся. Тогда я скажу. Пока не увижу улыбку, я нем как рыба, — изображает, что закрывает губы на ключ.

— Все, все, я уже, — вытираю слезы и вымученно улыбаюсь.

— Мы с пацанами скинулись, я еще своего батю напряг, и как результат… — делает паузу, таинственно улыбается.

— Что? Клос? Говори! — беру его за руку, сжимаю. Боюсь поверить в свою догадку.

— Мы оплатили реабилитацию!

— Ааа! Неужели! — впервые за долгое время я действительно улыбаюсь.

Если мне уже никак помочь нельзя. То Марк, у него есть шанс. Настроение сразу прыгает вверх. Клос помогает собрать вещи. Нанял грузовик, и скромные пожитки Марка перекочевали ко мне в квартиру.

После мы отправляемся в больницу. Впервые за долгое время действительно радостная новость. Клос постарался, достал денег именно на тот центр, который рекомендовали врачи, один из лучших в Германии. Конечно, роль сыграло, что у парня очень богатый отец, Марк рассказывал, что родитель ни в чем не отказывает отпрыску. Но все же мало кто, в наше время способен просто так отдать подобные деньжищи. А Клос настаивал, что это именно подарок и отдавать ничего не надо. Впрочем, нам и не с чего, раз даже пришлось отказаться от квартиры Марка.