Ребенок от подонка
Шрифт:
— Я виноват, – упрямо сказал Камиль, и снова сжал мою ладонь.
— Виноват, но не во всем. Я тоже виновата, – скривилась. — Не заметила подмену. Упустила болезнь. Сын чуть не угорел в пожаре. Позволила дедушке надрываться, помогая содержать ребенка. Мой родной ребенок выжил чудом, живя с наркоманкой. Я тоже виновата, Камиль.
Я сказала правду, но в глубине души не перестала думать, что не брось меня Камиль, ничего этого возможно бы не случилось. Иррациональные мысли, которые не дают мне покоя, но озвучивать их я не стану. А лучше вообще об этом не думать.
Камиль
— Главное, поспи. Силы понадобятся, Сонь, – Кам проводил меня до дома, помыл руки, и вместе со мной подошел к Лёве. Поднял его на руки, и прижал к себе. — Сонь, помни, что с Марком пока ничего не выяснилось, и не факт, что у него муковисцидоз. И никому мы его не отдадим. Давай будем эгоистами?! Он наш, и все тут!
Я не смогла на это ничего ответить. Кам поцеловал Лёву в макушку, и легко притянул меня к себе:
— Сонь, знаю, что сейчас не время. Но, может, поцелуешь меня? – прошептал, склонив голову, и прижался лбом к моему лбу. — Я так сильно тебя люблю, и я охренеть как соскучился по твоим губам. Один поцелуй, Сонь. Подаришь?
КАМИЛЬ
Соня кивнула, и я прижался своими губами к ее губам – мягким, податливым, нежным. Она чуть дрожит, хотя мы уже не на морозе, отвечает на поцелуй слабо, но главное, что отвечает! И я целую ее, как в самый первый раз. До Сони у меня было много девушек, и поцелуи казались чем-то вроде этикета – обязательным, чтобы перейти к основному. А целовать Соню крышесносно.
Скользнул языком в ее рот, и меня накрыла ударная доза эндорфина.
Черт, как я вообще без нее жил эти шесть месяцев? И жил ли я?!
Прижал к себе ее – истончившуюся, вжал в свое тело. Хочется гораздо большего, чем поцелуй. Хочется всего! И Соня отвечает, но я не чувствую, что она меня хочет, что ей вообще нужна моя близость.
Нужно подождать. Она отойдет, и со временем сможет простить.
— Отдыхай. Утром заеду за тобой, – сказал, с трудом оторвавшись от ее припухших губ.
Но не удержался, и еще раз поцеловал на прощание.
Придется действовать также, как в начале знакомства. Сначала знакомство, затем встречи, проведенное вместе время, поцелуи, а затем уже настоящая близость. Потерплю, не сдохну.
Я поехал в больницу. Сидел всю ночь в коридоре, и пытался понять что вообще произошло. Я не великий аналитик, довольно-таки средний, но даже моих способностей хватает, чтобы понять – здесь что-то не сходится.
Детей подменили – такое редко, но бывает. Но подменили не в роддоме, это не случайность, не ошибка. Соня и Дарина на разных этажах жили, а значит, случайность исключена. Случайно принести Соне Марка, а Дарине Лёву – это двойная случайность, а значит, уже намеренная подлость.
Зачем это нужно акушерке? Знала ли Дарина? Знала ли тёща?
Одно ясно – не знала Соня. А я, вместо того чтобы помочь разобраться, послал ее, и улетел из страны.
Соня набрала меня в шесть утра, и заставила приехать за ней. Была мысль ехать медленнее, чтобы она отдохнула, но я отбросил эту идею – отдыхать она не будет, будет ходить, мерять шагами квартиру и нервничать.
— Ты хоть немного спала? – взглянул в ее уставшее лицо, и Соня кивнула. — Врешь?
— Немного спала. Я ведь знаю, что не спать невозможно, – улыбнулась мне слабо. — Но на полноценный сон меня не хватило.
Она продолжила одевать весело пинающегося Лёву.
— С собой его берешь?
— Вы ведь в интенсивной будем, там людей мало, и он ничего не подхватит. Я в курсе, что здоровых малышей лучше по больницам, где много заразы, не таскать, но ему там ничего не грозит. Да и с дедушкой я не могу его оставить, у няни давление, соседку бесконечно просить о помощи я не могу, а тебе бы самому выспаться.
— Я останусь с тобой, – взял малыша на руки, и мы с Соней вышли из дома.
— Я дедушке так ничего и не объяснила. Не знаю, что сказать, – растерянно поделилась со мной она. — Итак всех потеряла. Знаю, дедушка не будет сто пятьдесят лет жить, он не вечный, но боюсь, что эта новость его добьет.
— Не говори, пока ничего не ясно.
— Уже все ясно. Муковисцидоз, – поморщилась Соня.
— Он пока не подтвердился! – сказал, хотя сам уже никакой надежды не испытываю. — Но даже если муковисцидоз, то у Марка будет лучшее лечение, отвезем его в Израиль или в Штаты. Надо будет, сами переедем. И медицина на месте не стоит, Сонь. Уверен, через пару лет создадут лекарство, с помощью которого люди с этим заболеванием будут умирать от старости, а не от осложнений.
Соня кивнула, а затем улыбнулась мне, благодаря за подбадривание.
Мы вышли из машины, я достал Лёву из его кресла, а Соня взяла рюкзак, который я не заметил сначала.
— Это для Марика. Наверное, врачи не разрешат, но здесь его любимая игрушка, маленький плюшевый плед и прочие мелочи. Он ведь капризный, его мало что успокаивает. Хотя капризы все из-за того, что ему плохо было, – снова помрачнела Соня, и я обнял ее за талию.
Винит себя, что недоглядела. Но разве она виновата? Насчет роддома мы заранее договорились, я заплатил за отдельную палату, за лучший уход, и Марка ведь осматривали. Сначала в роддоме, затем педиатры, и если уж они ничего не заметили, то Соня вообще ни в чем не виновата. Жаль, что она так не считает.
— Садись, – усадил ее на лавку, а сам пошел искать врача, которого нашел спустя двадцать минут – уставшего, измятого и небритого.
— Мы можем забрать Марка домой? Можете поговорить с нами, объяснить порядок действий?
— Марк… муковисцидоз… да, точно. Анализы должны быть готовы с минуты на минуту, – прохрипел врач. — Как только они будут у меня на руках, я сразу же к вам подойду.
Я кивнул, и пошел к Соне. По пути купил стаканчик капучино без кофеина, вряд ли она нормально позавтракала, а сахар хоть какую-то энергию дает. Спустился на этаж ниже, неся стаканчик с ароматным, горячим напитком, свернул в нужный коридор, и увидел Соню с Лёвой. А рядом сидела Алина Ярославовна.