Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке
Шрифт:
Так и тянулись эти суровые годы. Цель и мысль у меня, да и у всех, была одна — как победить, остаться живому, вернуться. На войне люди изменяются. Они становятся взрослее, серьезнее, даже суровее. Но доброта и взаимопомощь не пропадают. Товарищ на войне как брат, медсестра — как мать. Дружбу и товарищество мы очень ценили. На Родине нас ждали и любовно, горячо встречали. А за границей все по-другому. Все жители прятались. Фашисты им внушили: «Вот придут большевики с рогами, страшные; всех убьют и ограбят». Когда, осмелев, кто-нибудь из жителей выходил, то откровенно удивлялся: «Все такие хорошие. А мы думали, что вы страшные…» И затем уж только начинали нас привечать. У нас никогда
Помнится почти все. Разве что про Парад Победы расскажу. Его я никогда не забуду. Это были и слезы, и радость. В штабе дивизии мне сказали: «Вы будете представителем от дивизии на Параде Победы». Привезли нас в Москву. Жили мы в каком-то институте, где-то в расположении площади Сокольники. К параду готовились дней пятнадцать. Первый день вышли мы с восьми часов утра на тренировку, чтобы отрабатывать строевой шаг. И заниматься нам не дали. Жители увидели — плачут: «Вот молодцы, выжили; а мой-то погиб… А наши-то не дожили». И все в голос ревут. Пацаны бегают, мешают. Поэтому пришлось нам заниматься с четырех до восьми часов утра. Стало спокойнее. В другое время, свободное, нас возили по театрам.
Настал день 24 июня 1945 года, и начался Парад Победы. Это было всенародное историческое событие. Я прошел по Красной площади в составе сводного полка Украинского фронта. Красная площадь выглядела празднично. Прогремели выстрелы по фронтам. Потом внезапно смолк оркестр. Застучали барабаны. И двести советских воинов внесли вражеские знамена, опущенные вниз. Потом у центральной трибуны победители остановились и бросали фашистские знамена к подножию Мавзолея. После Парада Победы — праздник по частям. После всего вернулся домой в отпуск на десять дней. Потом дослужил положенный срок.
И в 1947 году демобилизовался я домой. Дома жители встречали тепло и с гордостью, как победителя, все уважали.
В годы войны ушла молодость. Вся она прошла в войне, в трудной жизни. Сейчас этого не вернешь. Да и незачем.
Глава 4. Страх и ненависть
«На войне каждый день страшный»
Шкпяев Вениамин Михайлович, 1923 год, пос. Чепецкий, учитель
Поселок до войны представлял маленькую деревеньку из трех небольших улиц, магазина, столовой, конторы леспромхоза, клуба. Дома были деревянные одноэтажные — или обыкновенные избы, или бараки. Жили в основном приезжие, даже из других областей, республик: русские, татары, удмурты. Жили дружно, весело, несмотря на бедность. Ведь лишь у одного человека был велосипед на весь поселок и близлежащие деревни. Только у одного человека был патефон с пластинками. В быту только самое необходимое. В лучшем случае праздничный костюм и рабочая одежда. Койка редко у кого на каждого члена семьи была. Обычно спали на деревянных полатях.
Тарелки тоже редко у кого на всю семью были, больше одна чашка, большая — чаруша, которая ставилась на середину стола. Электричеством пользовались только вечером и утром. Радио, правда, работало от местного радиоузла. Молодежь вечерами собиралась у клуба, в котором раз в неделю крутили кино. Играли каждый вечер в волейбол, танцевали кадриль, краковяк, вальс и русского под частушки. Гармонист был самый уважаемый человек. Часто ходили в соседние деревни на пятачки, где собиралась колхозная молодежь. Пожилые увлекались рыбалкой, охотой, летом сбором ягод, грибов, держали коров, овец, свиней. Со снабжением было плохо.
Меня призвали в январе 1942 года, и попал я в Казанское пулеметно-минометное училище, а затем перевели в Подмосковье. В октябре 1942 года закончил училище со званием лейтенанта и направлен был на Западный фронт. В феврале 1943 года был тяжело ранен. До октября 1943 года лежал в московском госпитале, после излечения был дан отпуск на три месяца. Прошел комиссию в Свердловске и был признан инвалидом III группы. Уволили в запас с последующим назначением военруком средней школы.
Дни на войне все и для всех были тяжелые. Их нельзя отличить от менее тяжелых. Самое большое желание было досыта поесть. Во время больших переходов, когда кончались запасы, варили и ели мясо убитых лошадей, приходилось и не есть ничего по три дня. От голода и усталости спали на ходу. Самое страшное, жуткое для меня до сих пор воспоминание о раненых лошадях. Они выбегали из леса, ржали, а за ними волоклись их кишки. Они бежали, беспомощные, а мы ничем не могли им помочь. Жутко от такого до сих пор.
Часто вспоминаются и бомбежки. Оказывается, страшный звук от них просто нельзя никак описать. Очень жуткий вой, и очень от него хотелось зарыться в землю, поглубже зарыться, только бы не видать, что летит с неба, и не слышать этот звук.
На войне каждый день страшный. Нельзя сказать, что кому-то было не страшно. Если кто-то так скажет, это он врет. Просто одни могли победить этот страх, а другие нет. Поэтому многие дезертировали. Но страшно было всем. С каждым годом все тяжелее и тяжелее вспоминать те военные годы. Хочется все это забыть, а не получается.
«Страха не было»
Тутубалин Кирилл Степанович, 1915 год, служащий
Страха особого я сначала не ощущал. Страха как такового не было. Впервые почувствовал, когда подбили мой танк, и танк горел, и надо было спасаться всему экипажу, а кругом немцы. Было страшно попасть в плен к немцам, и мы с большим трудом выбрались из танка и отбивались личным оружием и гранатами. У каждого солдата в кармане была отдельная граната, которой можно было бы подорваться, чтобы не попасть в плен. Но до этого не дошло. Мы пробились до своих войск.
Было и такое во время войны. По бокам танка, кто знает, есть бочки, в которые подается газ. Это, по существу, большие дымовые шашки. В этот бак попал осколок, а командиром танка был молоденький лейтенант. Он не разобрался, подумал, что танк горит, а сгореть в танке ничего не стоит, и отдал приказ экипажу покинуть танк. Они вышли к своим. А технику ведь проверяют после боя. Смотрят, стоит танк, без царапины. Завели — поехал. Лейтенанта — к расстрелу, экипаж — в штрафбат за трусость! Никто и разбираться не стал, что ошибка нечаянно произошла.
«Плакали друг о друге»
Трушков Михаил Дмитриевич, 1921 год, г. Иркутск, в годы войны командир отдельной штрафной роты, служащий
Быта не было, отдыха не было. Все жили в землянках. Бывало, до 18 суток сидели в снегу. В землянке сидели с коптилкой: в гильзу наливали керосин и клали тряпочки как фитиль. Домов нигде не было. Руками, саперными лопатками откапывали землю и делали шалаш.
Очень плохо везде и всюду было. Дети и старики голодали. Их в основном эвакуировали от линии фронта на шестьдесят километров. Все были тогда друзьями и товарищами в армии. Плакали друг о друге. Была огромная сплоченность. Почти везде висели лозунги: «Наше дело правое! Победа будет за нами!» Я никогда этот лозунг не забуду.