Редкие земли
Шрифт:
«Скажите, а какие временные рамки устанавливает закон для опроса свидетелей?» — поинтересовался Ген.
«Два cегмента по сорок минут с перерывом десять минут, — спокойно ответила генерал, после чего склонилась отвисшей нижней губой к селектору и пробормотала что-то совершенно нечленораздельное. Кабинет почти немедленно заполнился голубыми мундирами. — Это мои помощники — подполковник Усач, майор Аль-Бородач, капитаны Гопелкина и Скромнопятская. Дальше с вами будут работать они, а к концу я вернусь, чтобы согласовать дальнейшие сессии».
Она отошла к стене и вдруг растворилась меж книжных полок. Ген,
Дальше началась довольно занудная процедура формального опроса. Кто командовал тюменским СОБРом? Сколько в нем было бойцов рядового и офицерского составов? Где утверждалась эта экспедиция? Согласовывалась ли она с главой поселка Случайный? Кто тогда был главой? Где он сейчас? Какое вознаграждение выплачивалось бойцам быстрого реагирования и кем? Можете ли вы утверждать, что финансовые органы «Таблицы-М» не участвовали в выплате вознаграждения милиционерам? Можно ли предположить, что вознаграждение выплачивалось из частных средств? По некоторым сведениям, в операции по подавлению общественной активности трудящихся прииска участвовал агент по имени Максим Алмазов; можете ли вы это подтвердить или опровергнуть? Соответствуют ли истине сведения о том, что данный гражданин в течение последующих шести лет являлся активным сотрудником вашей корпорации? Где в данный момент находится Алмазов? Фигурирует ли он по сей день в платежных ведомостях «Таблицы-М»? Известно ли вам, что корпорация «Сиб-Минерал» возбудила в правоохранительных органах дело о привлечении Алмазова к уголовной ответственности?
Подполковник с безучастным выражением лица выслушивал ответы свидетелей. Майор время от времени делал пометки в гроссбухе, который принес с собой. Одна из капитанов вела стенографическую запись, другая отвечала за магнитофонную запись, а также время от времени включала видеокамеру. В перерыве Стратовы прошли в буфет заведения и съели по бутерброду с сыром, подсохшие ломтики которого, как в старые добрые советские времена, проявляли тенденцию к искривлению вверх. В конце опроса появилась Колоссниченко и со скучающим видом подписала пропуска на выход. На этот раз она вроде бы прошла через реальные двери кабинета, однако портрет П.А. Столыпина все-таки чуть-чуть содрогнулся.
Пока шли по коридорам, Ген все старался не произнести вертящуюся в башке одну из главных фраз русской литературы: «…и вы, мундиры голубые…» Вот произнесешь ее на людях, и будут люди усмехаться: Стратов-то, а? Каков! Сразу цвет подметил и цитату вспомнил! Он поглядывал на идущую рядом жену и был уверен, что она тоже в уме бормочет: «И вы, мундиры голубые». У них давно уже, как и у всех ветеранов женитьб, проявлялось частое совпадение мысли и слов. Ну, например, оба могут одновременно произнести: «А что, если сегодня на Спивакова сходить?» — и так далее.
В лифте Ашка чуть-чуть повисла у него на плече. «Знаешь, эта баба, ну, Светланка-то, мне иногда казалось, что она может меня вые…ть».
От этой фразы у него сразу все вздыбилось, он даже как-то нелеповато завозился, поправляя носовой платок в кармане брюк. «Мне тоже так показалось, когда вы так мило любезничали. Быть может, это был мужчина женского рода, а? Тебе не приходило в голову, что слово „мужчина“ вообще женского рода? — Вдруг ни с того ни с сего по-английски: — It has a totally female ending, hasn’t it?»
С этими словами они вышли из лифта. Ашка лукаво поглядывала на Гена. «Ты, кажется, опять заторчал, мой дорогой? Неужели не надоела, двадцать лет уже изводишь. Подумал бы о теннисистке Стомескиной, сохнет ведь девушка».
«Ну что мне делать, если я только тебя хочу? Клинический случай моногамии».
«Ген, давай заведем особую кнопку на мобильниках, ну, скажем, восьмерку. Нажимаешь — и сразу звучит всенародная песня: „Ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо. Может, дам, может, дам, чё ты хошь“.
И с этими словами, глядя друг на друга, смеясь и пылая, они вышли в обширный двор прокурорского подворья. Там уже вытягивался к выездным воротам их эскорт: джип, «Бентли» и еще два джипа в арьергарде. Возле одного из внедорожников их ждали статные, ловкие и верные без страха и упрека Сук и Шок, которые и сами уже получили повестки в прокуратуру.
«…И вы, мундиры голубые…» — произнес один.
«…И ты, послушный им народ», — завершил другой.
Ну теперь эту цитату будут повторять все мушкетеры капитана де Тревиля, подумал Ген, а Ашка немедленно произнесла его мысль вслух.
По дороге из прокуратуры Ген попросил секретаря-оруженосца Глазенапова соединить их с Ясно. Расторопный хлопец мгновенно протянул на заднее сиденье две трубки. Кодированная система связи работала безукоризненно. Голос Гурама звучал так, как будто он успел поменяться местами с Глазенаповым.
«Как понимаю, вы еще на воле, генацвале? Какое общее впечатление от собеседования со столпами закона?»
«Цирк, — ответил Ген. — При встрече расскажем в деталях. Обхохочешься».
За прошедшую после взрыва неделю в жизни уцелевшего произошли немалые изменения. Из частной клиники на Миуссах он в почти бессознательном состоянии был переброшен в калифорнийскую клинику «Санта Саманта», которая являлась своего рода центром восстановительной хирургии, протезирования и трансплантации. Через день ему там удалили размочаленную до колена правую ногу. В последующие дни хирурги при помощи своей ультрасовременной техники пытались восстановить почти оторванную кисть левой руки. Несколько капельниц и приборов окружали ложе «Ясновельможного Ясно», как его любила называть вся корпорация. С этого ложа, стоящего в центре круглой, салатного цвета комнаты, он мог видеть в круглом окне качающиеся под ветром верхушки кипарисов, океанский горизонт и небо, небо, небо, в котором на закате иногда появлялись инверсионные следы патрульных джетов.