Рефераты для дурёхи
Шрифт:
В третьем действии вообще нет женщин. Переодетый в крестьянина Дон Жуан (в то время как его слуга Сганарель одет в доктора, о мнимом искусстве которых скептически рассуждает как Дон Жуан, так и Сганарель) спасает в лесу от разбойников с помощью своей шпаги Дон Карлоса, брата Эльвиры. Странно, что крестьянская одежда Дон Жуана нисколько не ввела Дон Карлоса в заблуждение: он беседует после своего спасения с Дон Жуаном как с дворянином. Здесь же Дон Жуан, увидев просящего милостыню благочестивого нищего, предлагает ему побогохульствовать, за что Дон Жуан обещает нищему целое состояние – луидор вместо жалких грошей.
В Четвертом действии апартаменты Дон Жуана, в то время как он собирается ужинать, осаждают посетители: приходит сначала
Дон Жуан в связи с этим даже приглашает Эльвиру остаться, чтобы слуги в столь позднее время «устроили ее со всему удобствами» (С. 239). Вот, пожалуй, и все любовные чувства, которые испытывает Дон Жуан в комедии.
Наконец, в Пятом действии Дон Жуан ради разнообразия решил попробовать быть лицемером, выдавая себя за раскаявшегося грешника, но продолжать грешить как ни в чем не бывало, подобно другим лицемерам и святошам, повязанным друг с другом узами общественного лицемерия. Он вводит в заблуждение своим мнимым раскаянием своего отца Дона Луиса, а затем объясняет Сганарелю, как ловко он обманул старого дурака отца. Монолог Дона Жуана о лицемерии – верх таланта Мольера-драматурга и публициста. Мольеру явно важнее обличить сам порок лицемерия, ненавистный писателю, чем с помощью монолога осветить образ Дон Жуана:
Дон Жуан. Нынче этого уже не стыдятся: лицемерие – модный порок, а все модные пороки сходят за добродетели. Роль человека добрых правил – лучшая из всех ролей, какие только можно сыграть. В наше время лицемерие имеет громадные преимущества. Благодаря этому искусству обман всегда в почете: даже если его раскроют, все равно никто не посмеет сказать против него ни единого слова. Все другие человеческие пороки подлежат критике, каждый волен открыто нападать на них, но лицемерие – это порок, пользующийся особыми льготами, оно собственной рукой всем затыкает рот и преспокойно пользуется полнейшей безнаказанностью. Притворство сплачивает воедино тех, кто связан круговой порукой лицемерия. Заденешь одного – на тебя обрушатся все, а те, что поступают заведомо честно и в чьей искренности не приходится сомневаться, остаются в дураках: по своему простодушию они попадаются на удочку к этим кривлякам и помогают им обделывать дела. Ты не представляешь себе, сколько я знаю таких людей, которые подобными хитростями ловко загладили грехи своей молодости, укрылись за плащом религии, как за щитом, и, облачившись в этот почтенный наряд, добились права быть самыми дурными людьми на свете. (…) Я стану судьей чужих поступков, обо всех буду плохо отзываться, а хорошего мнения буду только о самом себе. Если кто хоть чуть-чуть меня заденет, я уже вовек этого не прощу и затаю в душе неутолимую ненависть. Я возьму на себя роль блюстителя небесных законов и под этим благовидным предлогом буду теснить своих врагов, обвиню их в безбожии и сумею натравить на них усердствующих простаков, а те, не разобрав, в чем дело, будут их поносить перед всем светом, осыплют их оскорблениями и, опираясь на свою тайную власть, открыто вынесут им приговор. Вот так и нужно пользоваться людскими слабостями и так-то умный человек приспосабливается к порокам своего времени (С. 244).
Это поведение Дон Жуана отвратительно искреннему Сганарелю, и он призывает Небо, чтобы то поскорее покарало лицемерного ханжу Дон Жуана, что Небо и не замедлило сделать, сначала послав к Дон Жуану призрак в образе женщины под вуалью, которая, подобно итальянским персонажам комедии масок, превращается в смерть с косой, а затем исчезает и сменяется статуей Командора, приглашающего Дон Жуана на ужин. Сжимая руку Дон Жуана, статуя убивает грешника.
Казалось бы, этот финал и свидетельствует о возмездии. Но у Мольера на самом деле другой финал: это реплика Сганареля, оставшегося без жалования после внезапной смерти хозяина. Оказывается, для Мольера этот настоящий финал с трехкратным восклицанием Сганареля о потерянном жалованье оказывается значительнее (реалистичнее, жизненно правдивее, смешнее, наконец), чем пресловутое наказание Богом Дон Жуана.
ЯВЛЕНИЕ VII
Сганарель. Ах, мое жалованье, мое жалованье! Смерть Дон Жуана всем на руку. Разгневанное небо, попранные законы, соблазненные девушки, опозоренные семьи, оскорбленные родители, погубленные женщины, мужья, доведенные до крайности, – все, все довольны. Не повезло только мне. Мое жалованье, мое жалованье, мое жалованье! (С. 248)
Итак, мы убедились, что Мольер в своей комедии вовсе не стремился изобразить соблазнителя женщин. Дон Жуан нужен был ему для чего-то другого. Для чего же?
Чтобы ответить на этот вопрос, следует проанализировать монологи Дон Жуана. Эти монологи блестящи не только по стилю, но и по мысли, по ораторскому мастерству. (Мы убедились в этом хотя бы на примере монолога о лицемерии.) Монологи Дон Жуана пронизаны авторским пафосом до такой степени, что у читателя возникает соблазн отождествить мысли Дон Жуана с мыслями автора – самого Мольера. И часто это отождествление вполне справедливо, потому что сам Мольер, как и его герой Дон Жуан, был атеистом, вольнодумцем и рационалистом.
Все это есть в монологах Дон Жуана. Но, кроме них, имеются еще и монологи Сганареля, которого, кстати, сам Мольер играл на сцене и, значит, писал его, так сказать, под себя. И в монологах Сганареля тоже присутствует здравое ядро, подчас выражено мнение, близкое взглядам самого Мольера. Таким образом, Мольер делит свои симпатии между Сганарелем и Дон Жуаном, никому не отдавая предпочтения и вместе с тем скрывая свои собственные атеистические и антимонархические убеждения под отрицательными масками своих персонажей.
Следовательно, анализа требуют как монологи Дон Жуана, так и монологи Сганареля. Сложность анализа в том, что Мольер вносит в их речи пародийный оттенок. И ирония затемняет истинные авторские убеждения, которые, несмотря на этот драматургический камуфляж, все равно угадываются внимательным читателем.
В 3-м действии, 1-м явлении, например, Сганарель делится с Дон Жуаном своими религиозными соображениями. В высказываниях Сганареля самым причудливым образом совместились религиозные предрассудки, народные суеверия и наивное богословие. Здесь и вера в дьявола, и в ад, и в призрак «черного монаха».
Все рассуждения Сганареля сопровождаются насмешками и скепсисом Дон Жуана. И он противопоставляет Сганарелю здравый смысл («дважды два – четыре») и хохочет над фигурами дьявола, черного монаха и пр. как над очевидными глупостями. Ясно, что для Мольера этот самый здравый смысл во много раз ценнее бредового богословия и суеверия Сганареля, тем более что сцена кончается тем, что Сганарель, пытавшийся доказать богоподобие человека, в конце концов разбивает себе нос.
Принципиальной для Мольера является сцена, когда Дон Жуан и Сганарель во 2-м явлении того же действия встречают в лесу нищего, который просит милостыню у Дон Жуана, ссылаясь на бедственное положение, с одной стороны, и на праведность жизни, с другой. Дон Жуан остроумно издевается над нищим, по его мнению не должным бедствовать, потому что Бог, которому тот вверил себя, в награду за его праведность должен обеспечить ему безбедное существование. Вот почему он сулит ему золотой луидор, чтобы тот побогохульствовал. Таким образом, Мольер в следующей сцене наглядно разрушил все богословские выкладки Сганареля вольнодумными репликами Дон Жуана: