Рефераты для дурёхи
Шрифт:
Все кругом засмеялись, а я почувствовал, что краснею, и не нашелся, что ответить» (С. 485).
2) Ложь и обращение к патриотическим чувствам Хосе. Желая убежать из-под стражи, она сулит Хосе кусочек «бар лачи» (колдовская магнитная руда, привораживающая к ее обладателю всех женщин), она заговаривает с Хосе по-баскски, на языке его гордого народа, говоря, что она из Этчалара (в четырех часах пути от Элисондо, родины Хосе): «Она лгала, сеньор, она всегда лгала. Я не знаю, сказала ли эта женщина хоть раз в жизни слово правды; но, когда она говорила, я ей верил, что она наваррка; уже одни ее глаза, и рот, и цвет кожи говорили, что она цыганка. Я сошел с ума, я ничего уже не видел» (С. 488).
3) Ласковость и нежность, веселость и шалости как пряники после кнута:
«– Земляк, кто любит хорошо поджаренную рыбу, тот идет в Триану,
«Как только мы остались одни, она принялась танцевать и хохотать, как сумасшедшая, напевая: «Ты мой ром, я твоя роми» (…) Она бросила все на пол и кинулась мне на шею, говоря: «Я плачу свои долги, я плачу свои долги! Таков закон у калес» (цыган). (…)Наевшись конфет, как шестилетний ребенок, она стала пихать их пригорошнями в старухин кувшин с водой. «Это ей будет шербет», – говорила она. Она давила «йемас» (род нуги), кидая их об стены. «Это чтобы нам не надоедали мухи», – говорила она. Каких только шалостей и глупостей она не придумывала! (…) С этой женщиной нельзя было соскучиться…» (с.493–494).
4) Снова кнут и вызов мужскому самолюбию Хосе: она называет Хосе «канарейкой» по цвету его желтого мундира, в то же время если она сравнивается с кошкой, с волчицей, то эту канарейку она с успехом и сожрет, даже не подавившись. «– В казарму? – промолвила она презрительно. – Или ты негр, чтобы тебя водили на веревочке? Ты настоящая канарейка одеждой и нравом. И сердце у тебя цыплячье» (С. 494). Она издевается над христианскими чувствами Хосе, готовя план убийства богатого англичанина: «Я прошу его съездить со мною в Ронду, где у меня сестра в монастыре… (Здесь опять хохот.) (…) Вы на него нападаете (…) Надо, чтобы Кривой выскочил первым. Вы держитесь немного позади, рак (англичанин) бесстрашен и ловок; у него отличные пистолеты… Понимаешь?
– Нет, – сказал я ей, – я ненавижу Гарсию, но он мой товарищ (…) мы сведем счеты по обычаю моей страны (…) я всегда останусь, как говорится, честным наваррцем» (с.506).
5) Наконец, самое главное: Кармен толкает Хосе на серию убийств: сначала он убивает офицера в пароксизме ревности, после он делается контрабандистом и убивает Гарсию Кривого и англичанина (а возможно, и еще множество неназванных людей, погибших на большой дороге с легкой руки Кармен). Кровь связывает Кармен и Хосе. Они убийцы-подельники, их связывает то самое общее «цыганское дело», в которое Хосе ввязался не по своей воле, а по воле Кармен.
Любовь, замешанная на крови, не может существовать, потому что это противоречит самой природе любви. Она неминуемо будет разрушена. Трагедия в том, что Кармен как раз удалось превратить Хосе в мачо, и она столкнулась с тем, чего сама хотела: Хосе принялся принуждать Кармен любить, ведь он пожертвовал для нее всем, ради нее он ввязался в жизнь, которую, как добрый христианин, ненавидел, и поэтому она должна любить его вечно. Но слово «долг» для Кармен как красная тряпка для быка. Она готова любить «на минуточку» кого угодно, даже пикадора Лукаса с его раскрашенным кафтаном и деньгами, которые путем очередного убийства и разбоя опять можно будет прикарманить, лишь бы не поддаться принуждению Хосе. Здесь вступили в игру и в смертельное противоборство две воли: мужская и женская. Чья пересилит? Женщина Кармен сделала из Хосе мужчину, но не мужчине переломить ее женскую волю. Лучше смерть. Она победит или погибнет: «Смотри, не выводи меня из терпения. Если ты мне надоешь, я сыщу какого-нибудь молодчика, который поступит с тобой так же, как ты поступил с Кривым» (С. 509).
И Кармен знает, отчего умрет. Она гадала и верит в гадания, а перед смертью гадание на воске говорит ей, что от судьбы не уйти. Ее смерть сродни ее жизни. Мирная, честная жизнь в Америке, куда предлагает бежать ей Хосе, не по ней. Она швыряет в кусты кольцо, подаренное ей Хосе, кольцо «рома» – «роми», и Хосе убивает ее ножом Кривого, взятого Хосе в момент убийства, когда он сломал свой нож. Смерть порождает смерть. Любви нет места, когда вокруг свирепствует кровь – цвет Кармен. Ее жизнь, яркая и молниеносная, не что иное, как поиск смерти и вызов ей. Жизнь как вызов, как провокация, как смертельный риск – вот идеал Кармен. Разве может здесь оставаться место любви? Любовь, наверное, по ее представлению, нечто овечье-баранье, удел слабых сердец. Сильные же сердца, вроде нее, живут в браке с «вдовой с деревянными ногами», то есть виселицей, и Кармен как будто завещает Хосе этот брак: его повесят, так что смерть восторжествует над любовью, в полном согласии с представлениями о жизни Кармен.
Глава 4. Достойна ли госпожа Бовари любви читателя?
Когда говорят о романе «Госпожа Бовари», часто вспоминают знаменитую фразу Гюстава Флобера: «Госпожа Бовари – это я!»
Мог ли на самом деле писатель Флобер так глубоко войти в душу своей героини, что уподобил себя женщине? Трудно сказать, насколько искренен был писатель, бросивший эту фразу, потому что образ госпожи Бовари кажется мне воплощением пошлой, глуповатой, сентиментальной, сладострастной, капризной и эгоистичной бабенки, душа которой была полна химерами и заблуждениями, что и привело ее к трагедии самоубийства. Отравившись мышьяком, она, кажется, тем самым хотела спасти мужа от полного разорения, а получилось, что он сам умер, почти сразу вслед за ней, узнав после стольких лет тайну ее многочисленных измен, а дочь, отданная нищей тетке, должна была зарабатывать себе на хлеб работой на прядильной фабрике. Вот итог жизни с виду чистой, прекрасной и обворожительной госпожи Бовари.
Итак, очевидно одно: как бы Флобер ни относился к своей героине (это отношение явно изменялось по ходу написания романа, особенно в сцене смерти он не мог ей не сочувствовать), он беспощадно, под сильной лупой анализирует малейшие извивы души госпожи Бовари, вытаскивает на свет божий все ее заблуждения и иллюзии, выставляя их на всеобщее обозрение и читательский суд, суровый или сочувственный – в зависимости от психологического склада читателя романа.
Посмотрим, как рисуется образ госпожи Бовари, из каких материй сотканы ее облик и судьба, перипетии которой подробнейшим образом прослеживает Флобер, сопровождая поступки Бовари комментариями, эпитетами и метафорами. В этих метафорах заключена суть дела. С их помощью мы можем узнать, как в действительности писатель относится к своей героине и взаправду ли она – это он, господин Флобер.
Лекарь Шарль Бовари впервые видит свою будущую жену, дочь фермера Руо, за шитьем подушечки. Его поражает «белизна ее ногтей. Они были блестящие и узкие на концах, отполированы лучше дьеппской слоновой кости и подстрижены в форме миндалин» [32] . Только после он замечает прекрасные черные глаза Эммы Руо. С самого начала героиня пробуждает в мужчинах прежде всего сексуальное чувство: «Щеки у девушки были розовые. Между двумя пуговицами корсажа был засунут, как у мужчины, черепаховый лорнет» (С. 33). С самого начала будущая госпожа Бовари пользуется своей женской властью над сердцами мужчин, женским чутьем будит в них похоть. Первой жертвой ее чар стал простодушный и глуповатый Шарль Бовари. Ему она предлагает выпить рюмку ликера: «… достала две рюмки, одну налила до краев, в другую только капнула и, чокнувшись, поднесла ее к губам. Так как рюмка была почти пустая, то Эмма все перегнулась назад и, закинув голову, напрягши шею, вытянула губы; она смеялась, что не чувствует никакого вкуса, а кончиком языка, проскальзывавшим между белыми мелкими зубами, слизывала ликер со дна рюмки» (С. 36).
32
Флобер Г. Избранные сочинения. Гос. Изд-во художественной литературы, М., 1947, С. 33. Далее страницы указанного сочинения отмечаются в скобках.
Флобер делает ретроспективное отступление о воспитании 13-летней Эммы в женском монастыре. Там она читала любовные романы, распространявшиеся среди пансионерок развратной старой девой. Эмму пленяли кавалеры, сжимавшие в объятиях «девушек в белом», и томные красавицы, разлегшиеся на оттоманках, и гяуры, и прочая любовная дребедень. Поначалу, увидев Шарля Бовари, она поверила в «чудесную страсть, которая до сих пор только парила в блеске поэтических небес» (С. 44). Она безуспешно пыталась разбудить страсть мужа чтением стихов наизусть при луне и грустными адажио за фортепиано в сопровождении томных вздохов. Всё было тщетно. И тогда Эмма Бовари начала роптать на Бога и на судьбу: ее бывшие подруги по монастырю наверняка вышли замуж за изысканных, умных, привлекательных мужчин, они теперь «в уличном шуме, в гуле театров, в блеске бальных зал, – все живут жизнью, от которой ликует сердце и расцветают чувства» (С. 46), а ее существование «холодно, как чердак (…), и скука, молчаливый паук, плетет в тени свою сеть по всем уголкам ее сердца» (С. 46).