Референт

Измайлов Андрей

ПОДНЕБЕСНАЯ СВ: Обсуждение. До обсуждения Столяров прочел Поднебесную, подогреваемый положительными отзывами обычно беспощадного Измайлова. Столяров сказал: "Да". Столяров сказал: "Все-таки и среди женщин могут быть писатели!" (А где их только нет?! В смысле, писателей!) Вот и на обсуждении. Поднебесную деликатно хвалят. Поднебесная благодарит. Поднебесную деликатно ругает Руденко. Поднебесная благодарит. Она вообще знает все недостатки своей рукописи. О чем и говорит. Правильно говорит.

СНОВА ГРЯДЕТ КОВАЛЬЧУК Снова грядет Ковальчук. Грозится лекцией. Очередной. Мы думаем, что не пойдем. И скрываемся пить. Чай. А там, куда скрылись, неожиданно оказывается Ковальчук.

Говорит. Пьем чай. Говорит. Чай кончился. Говорит. Время кончилось. Говорит. Говорит, что пора идти говорить лекцию. Идем. Говорит лекцию. Про атомные ужасы. Измайлов и Поднебесная натихую читают "Пилюлю" Блохина. Не переставая хохочут. Все не понимают, почему под атомные ужасы Ковальчука эти странные хохочут. Говорим, что нервы. Говорим, Ковальчук нарисовал очень жуткую картину - и нервы не выдерживают.

ГРУЗИН ТИПИЧНЫЙ Игорь Минеев - высокий, белокурый, очкастый, лошадинолицый, из Тбилиси. Типичный грузин. Говорит после Ковальчука про конкурс "Не дадим взорвать". Победителей ждет все. Даже Тбилиси. За свой счет. Ленинградские писатели решают, что не будут.

ХАКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ Народ читает мордобойный рассказ Измайлова "Хаки". Поднебесная под впечатлением говорит Измайлову, как здорово автор знает все виды восточных борьб. Судя по "Хаки". Автор благоразумно делает длинные паузы, переходящие в полное молчание. Руденко под впечатлением "Хаки" беседует с Поднебесной. Оживленно. Профессионал-майор Руденко размахивает руками. Поднебесная с воодушевлением про каратэ - как историю. Руденко - про то, что вот вдарит и никакое каратэ.

ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ РУДЕНКО Сидим. Пьем. Снова ходит Руденко и снова любит выпить. Так и делает. Поет громко. Рассказывает про передряги сегодняшних писателей по поводу двухтысячелетней давности. Говорит: "Была идея идиота - помиритесь!" Снова горько поет: "Жизнь невозможно повернуть!" Говорит: "Схожу за стихами". Уходит. Измайлов пользуется и тоже уходит. С ним - Поднебесная, провожаючись. И Рыбаков.

ПРОГУЛКА Беседуем: Тарковский и прррр. Тарковский - бррррр! Нашли общий язык. Скользим. Стоим в беседке. А вот Михалков!.. Ей НЕ НРАВИТСЯ МИХАЛКОВ!!! Ужо ей! Спокойной ей ночи... Рыбаков и Измайлов. Гуляючи. Хорошие мы ребята! Столяров, открой! Не открывает. Думает: Руденко. Убеждается, что не Руденко. Открывает. Профессионально-неожиданно появляется Руденко. Поет про невозможную жизнь. Измайлов и Столяров идут спать, демонстрируя, что идут спать. Рыбаков принимает огонь. Как-то незаметно уходит Руденко.

НОЧЬ Ночь. Измайлов читает Чадовича из Минска. Ржет. За стенкой Рыбаков читает Абидова из Узбекистана. Ржет. Родилась хокку. Это такое японское слово. Курит Измайлов, лежа. Лучше бы он не курил. Скоро придет Рыбаков. И действительно. Говорим. Про Достоевского. Уже спя, решаем, что завтра хватит. В смысле пить.

ЭТОТ ИЛЬИН! Завтрак. Напевая Доницетти, завтракаем. Ильин говорит: "Сегодня надо будет всем..." Приглашает. Уже не напеваем Доницетти. Общий вздох. Недифференцируемо.

АВИЛОВ ИЗ КАКОЙТОСТАНА СВ: Не надо особенно ругать, говорит Войскунский. Особенно не ругаем. Ругаем как обычно. То есть с треском. То есть ругает Измайлов. Рыбаков молчит. Он взял такую моду. Абидов пишет, агенты ЦРУ на машине времени прыгают на тысячу лет назад, чтобы украсть или убить Авиценну, чтобы такой крупный не родился на территории СССР. Абидов пишет: "почернели лица представителей Белого дома", "казенные доллары".

ЧАДОВИЧ СВ: Он вообще-то Чадович-Брайдер. Но Брайдера нет. Пишет хорошо. Но как Шекли. Но как Катнер. Измайлов хвалит, но говорит экселенцево: "Не представляю, где это может быть напечатано". Еще говорит, что

получил удовольствие, читая. Все поражены: Измайлов хвалит!!!

КАКИЕ-ТО ОНИ ПЛОХИЕ Бабенко сказал, чтобы мы были поосторожней с юмором. Не все понимают. Поэтому складывается мнение: какие-то они плохие. Мы спрашиваем, понимает ли Бабенко? Бабенко понимает. Нам этого достаточно. Остальные как-нибудь дойдут до мысли: какие-то они хорошие. И действительно. Но позже.

ЗАГАДОЧНАЯ ПОДНЕБЕСНАЯ Поднебесная какая-то загадочная. Говорит: "Какие будут распоряжения?" Говорит: "Хочу побыть загадочной". Измайлов самонадеянно думает: всё потому, что Поднебесная прочла повесть Измайлова. Поднебесная признается: вся загадочность от похмелья. Ленинградские писатели поражаются и умиляются: вчера Поднебесная пила ложка водки плюс стакан пепси. Поднебесная снова спрашивает про распоряжения. Измайлов распоряжается чаю. Пьем чаю.

В ОЖИДАНИИ ГУРЕВИЧА Ждем классика Михаила Гуревича. Говорят, он нудный. Ждем, что он не приедет. Он так и делает. Облегченно читаем по кругу дуэт минчан Дрозд-Зеленский.

И СНОВА ИЛЬИН У Ильина гости. Гости - мы. И еще Ец, Блохин. Ец привел Столяров. Чтобы с ней дружить. Чтобы в предвкушении обещанного украинского редактора Рыбаков и Измайлов тоже с Ец дружили. Держимся вместе. Даже в метаболярии. Рыбаков предлагает Столярову дружить. Столяров согласен. Но через пять лет. Надо проверить это чувство. Рыбаков берет гитару. Рыбаков поет. Ец зарывается в волосы. В свои. Демонстрация ранимости. Ец липнет к Рыбакову. Возмущенный Столяров! Он для всех старался! Бабенко приводит Ерашова. Это такой бородатый, антипатичный. Бабенко говорит, что Ерашов будет жить у ленинградцев. Ленинградцы наотрезно говорят, что Ерашов не будет жить у ленинградцев. Бабенко делает вид, что обиделся. Потом делает вид, что не обиделся. Шутит Блохин. Смеемся. Шутит Ильин. Не смеемся. Ильин распрягается. Ему можно. У него какая-то дата. А мы расходимся.

ПАДЕНИЕ РЫБАКОВА Измайлов возвращается с традиционной прогулки. Ему открывает сонный Столяров. Говорит, что Рыбакова - не беспокоить! У Рыбакова звучит мебель. Потом звучат двери. 03.45. Кто-то кого-то провожает. Жизнь прекрасна, Славочка!

СПЛОШНАЯ РАБОТА С утра начинается новая жизнь. С Доницетти на устах ленинградские писатели завтракают, раскланиваются с начальством - Бабенко, Войскунский, Биленкин. И бросаются в семинары обсуждать. СБ: Обсуждение. Сергей Иванов из Риги. Плюс-минус тридцать. Здоровяк. Откровенно передирает Стругацких, но значительно хуже, чем Столяров. Три рассказа, замешанных на уголовщине. Биленкин: "А представьте, что бы сделали из этого Стругацкие!" Облизывает пальчики. Столяров по обыкновению громит. Остальные по обыкновению хвалят. Биленкин говорит про Столярова: "Адвокат дьявола". Пока говорит благожелательно. СВ: Обсуждаем минчан. Дрозд-Зеленский. Зеленский - громкий, толстый, лохматый, многоречивый. Дрозд - тихий, худой, лысый, молчаливый. По отдельности у них и проза такая же. А вместе: начитанность фантастикой до хорошего не доведет. Все знакомо, хотя и крепко сделано. Измайлов говорит, что вчера читал и на второй странице угадал, как и что дальше будет. Говорит, свидетели есть. Свидетели кивают красивой головой.

ЛЕГЕНДА ОБ ИЗМАЙЛОВЕ Войскунский говорит: "Не равняйтесь на Измайлова, равняйтесь на среднего читателя". Измайлов и Рыбаков совещаются: можно ли слова Войскунского истолковать? В смысле: Измайлов был назван в Бармалеевке эталоном. Решают, что да. Итак, Измайлов - эталон.

СНОВА ДРОЗД-ЗЕЛЕНСКИЙ Долго благодарят за разгром. Просят Поднебесную и Измайлова дать квалифицированную рецензию в кулуарах. Поднебесная - редактор, Измайлов эталон. Кто еще, кроме них?! Хорошо. Но потом.