Реи?с
Шрифт:
Жара, мухи, бессонница, тлетворно приторный запах дизеля, пропитавший за сутки все тело до косточек. Солнце, как доменная печь. Все руки пообжигали о броню. К чему ни прикоснешься, хоть ссы на пальцы – а то волдырь вскочит. А в поле, пока ждали пуска, и вода кончилась. По дороге до Первомайского – ни одной реки, прудика или хотя бы лужи.
У первого же сельпо остановились. Затарились водой. Электричества в селе два дня как нет. Вода теплая. Жажду не утоляет. Купили колбасы «Докторской» и хлеба. После того как погрузили комплекс на тягач в условленном месте у почты, все вчетвером развалились
Пили и пили. Не могли остановиться. Капитан Курочкин, лейтенанты Федулов и Картавов пили газированную «Левобережную». Четвертый номер расчета – прапорщик Калужинов жадно пил теплую, пузырящуюся, как из огнетушителя, кока-колу из двухлитровой пластиковой бутыли. Пил, рыгал и икал одновременно. Остальные тоже булькали газами и смеялись над прапорщиком. Хлеб съели. Капитан попробовал колбасу, сказал, что испортилась, и они без особого сожаления (из-за невыносимой жары аппетитом никто не страдал) кинули ее местному Шарику. Тот сожрал килограмм подтухшей «Докторской» и разлегся кверху пузом под лавкой, вытянув на всю длину подрагивающие в судорогах удовлетворения костлявые, содранные на суставах лапы.
Дверь почты была заперта на амбарный замок, похоже давно. На ней висела кособоко прилепленная скотчем выгоревшая бумажка с текстом, в котором можно было разобрать только первые три заглавные буквы и восклицательный знак в конце «ВНИ…!» Кругом не было ни души. Два деревянных дома по соседству, серые, некрашеные, со щербатым шифером на крышах, стояли с окнами, забитыми поржавевшими неровными листами тонкой жести. Перед ними зияли палисадники с низкими, ржавыми, покосившимися проволочными заборчиками и высохшими кустиками бывших цветов, сгоревших на солнце вместе с высокой серой травой.
Для выполнения команды «передвигаться предельно скрытно» в поселке Первомайском Донецкой области не требовалось специальных усилий.
Офицеры молчали. С тех пор как лейтенант Федулов не выдержал и спросил перед пуском: «Откуда, б...дь, военный транспортник на высоте, б...дь, девять тыщ?», а комрасчета вежливо попросил его «на х…й заткнуться», никто больше о пуске не заговаривал. Ждали Михалыча. А говорить было о чем. Все знали, что целей оказалось две, и что ни одна из них по размеру на военную не походила, и что ракету пускали по нижней. Странное задание было выполнено. Пуск был сделан в 12.20. Цель поражена. Теперь нужно доехать до дома и там уже можно начать думать.
Через двадцать минут после условленного времени, в 16.40, показался «уазик» в новеньком камуфляже с незнакомыми номерами. Подъехав, он остановился, подняв облако пыли, из которого вышел не Михалыч, а незнакомый приземистый военный без знаков различия, без броника, но в туго набитой разгрузке, с приветливым широким рябым лицом и словно приклеенными, ухоженными и закрученными вверх, как у Чапаева, серыми от пыли усами.
– Капитан Курочкин? – прибывший военный приветливо оглядел отдыхающий расчет.
– Так точно. А с кем?.. – мельком глянув на корочки и поднявшись с лавки, спросил
– Я майор Кравченко, – незнакомец протянул свою «корочку». – У меня приказ лично подвезти вас и людей до Кожевни, где вас будет ждать ваша машина.
– А наш водитель?
– Вот он вас там и будет ждать.
– Понятно. А где эта Кожевня?
– На самой границе. Не помните? Должны были проезжать, когда сюда ехали.
– Не помню. Ночью было, – сухо ответил Курочкин.
– Ну что? По коням? Багажа, я вижу, у вас немного. Это хорошо, а то у меня генератор в багажнике все место занял. Везу в ремонт. Здесь генераторы летят, как...
– Сейчас. Одну минутку, – не дослушав, оборвал Курочкин и достал из брючного кармана мобильник. Пока набирал номер, увидел, что зоны нет. Выключил. Снова включил. Ничего не изменилось.
Курочкин был единственным в расчете, кому на время операции было разрешено иметь с собой мобильник, но со строгим наказом – держать его выключенным все время нахождения на Донбассе. За исключением экстренных случаев.
Документы у майора были в порядке. Однако не предупрежденному о замене машины Курочкину случай представился экстренным. Но – «вне зоны действия сети».
– У нас тут со связью беда, – продолжал Кравченко. – До Мариновки доедем, там сигнал хороший. У вас МТС?
– А далеко это, товарищ майор? – включился в разговор Федулов.
Весь расчет был уже на ногах. Лица оживились. Глаза из-под пыли заблестели.
– До Мариновки-то? Сорок кил'oметров будет, – бодро ответил майор, развернувшись и направляясь к машине. – Дорога говно. Но за час допилим с божьей помощью.
Майор открыл багажник, достал тряпку, протер, а скорее, размазал пыль по стеклам «уазика» и открыл все двери.
– Поедем в тесноте, да не в обиде, – засуетился он. – Пацаны похудее, втроем на заднее, а товарищ капитан – со мной.
Внутри машины была просто парилка. Кондиционер сломался на второй день эксплуатации, пожаловался майор. Скорость на ухабах невысокая. Окна открыть – вся пыль в кабину.
– Пар костей не ломит, – добавил он.
Попутчики молчали, обливаясь потом и допивая уже вторую порцию газированной жидкости. Навстречу минут десять с оглушительным ревом и лязгом шла, по ощущениям, целая танковая бригада новеньких, хоть и покрытых толстым слоем пыли Т-72. Разъехаться было трудно. Остановились на обочине, ждали. Вышли в кусты отлить, вернулись и снова ждали. Дышать, что на улице, что в машине, было нечем. Когда танки прошли, еще минут пять ждали, пока уляжется пыль.
Первым нарушил тишину Калужинов, обращаясь, видимо, ко всем сразу:
– Купил жене стиралку. «Эл Джи». Год копил. А она прыгает так, что вся квартира ходуном. Что делать?
Прапорщик-контрактник Калужинов был единственным в расчете родом из Курска, где дислоцировалась их 329-я зенитно-ракетная бригада ПВО Сухопутных войск Российской Федерации.
Капитан же, родом из Читы, с женой и двумя детьми жил в съемной однокомнатной квартире на окраине Курска. Оба неженатых лейтенанта, один из Норильска, другой из Мурманска, жили в общежитии, расположенном в комплексе бывшего женского монастыря, по два человека в кельях три на два метра.