Реи?с
Шрифт:
По сравнению с остальными членами расчета механик-водитель Калужинов жил, как падишах, – прямо рядом с частью в роскошной трехкомнатной квартире в «хрущевке» без лифта, на третьем этаже, с матерью, парализованной теткой, беременной женой и ее пятилетним сыном от первого брака. Поэтому его разговор про стиральную машину поддержать было особенно некому. Разве что майору с капитаном.
– А чего жена прыгает-то? – сострил майор, у которого на каждом ухабе пот капал со лба на усы, а оттуда, как с тающих сосулек, на грудь и на руки на руле. – От счастья?
Майор говорил с сильным южнорусским акцентом
– Да не жена прыгает, – серьезно ответил прапорщик. – А машинка. Так прыгает, прям от пола отрывается.
– У моего старшего брата так было, – вступил в разговор Картавов. – Он учитель физры в ПТУ. Так он принес домой две двухпудовые гири. В училище их никто, кроме него, все равно поднять не мог. Поставил на машинку – стала меньше прыгать.
Все, кроме прапорщика, дружно засмеялись, пока «уазик» не подскочил на очередном ухабе так, что хохотуны едва шеи не сломали, ударившись головами о потолок.
– Бли-и-и-н! – Картавов резко прижал грязную кисть к губам. – Бли-и-и-н! Язык прикусил… – он сплюнул кровь на пол между ног.
– Раньше делали машинки из стали, как все остальное, – продолжил разговор майор. – А теперь х…й знает из чего. Экономят на всем. Япошки хитрожопые.
– «Эл Джи» корейцы делают, – опять серьезно сказал прапорщик.
– Что корейцы, что японцы – все один хер косоглазые, – заключил Кравченко.
В этот раз даже прапорщик рассмеялся. А капитан только улыбнулся. Одними губами. Его мать была наполовину буряткой, и он унаследовал от нее широкие скулы, раскосые темные, как уголья, глаза и кривые ноги.
Вдруг вспомнилось, как в детстве, лет в пять, он болел с высокой температурой, а бабушка, одетая во что-то похожее на матрас, сидела у его кровати, склонившись над ним, и что-то непонятное быстро-быстро шептала своим беззубым ртом, закрыв глаза, покачивая головой и обдавая его лицо теплым прокуренным дыханием, в котором табак был вперемешку с луком, рыбой и – спиртом. А мама с папой что-то очень громко говорили друг другу на кухне. Понял потом, что ругались. На следующий день он выздоровел, а бабушка уехала назад на Байкал. И больше он ее не видел. Хоть и осталось это самым стойким воспоминанием из всего детства.
У Курочкина в курской квартире стиральной машинки не было. Зато была стиральная доска. С премии за эту мутную командировку (обещали чуть ли не месячный оклад за четыре дня пути и один-единственный пуск) они с Таней и планировали машинку купить и в зале обои новые поклеить. Теперь он точно «Эл Джи» покупать не станет, подумал капитан. А то та будет детей по ночам будить.
Когда вновь замолчали, капитан вдруг спросил, обращаясь к майору:
– Новости не слушали сегодня?
– А здесь мертвая зона, – ответил майор. – Ни трубка, ни радио ничего не ловят. Здесь вообще народ живет, как при царе Горохе. Деньги непонятно какие – рубли и гривни вперемешку. Цены поэтому, даже в Донецке, я слышал, х…й проссышь. Электричество чуть ли не по карточкам. Никто не працюет ни хера. Вооружили долбое…ов, а воевать никто не хочет. Алкаши и наркоши. Ополченцы-х…еченцы. Мы, б...дь, за них воюем! Вот мы уйдем, придут бандеровцы, б...дь.
Не в меру распалившийся на ровном месте майор, который еще минуту назад весело шутил, резким движением подхватил пачку «Мальборо» из бардачка перед капитаном, повертел в руке, понял, что «не в тему», бросил сигареты назад, хлопнул с размаху крышкой бардачка:
– Достала эта бодяга!
Все помолчали с минуту-две. Потом майор продолжил:
– А если ты за новости, товарищ капитан, то все тихо и спокойно. На западном фронте, б...дь, без перемен, на х…й. Сбили наши сегодня очередной укропский транспортник. Так что все путем. Победа, б...дь, будет за нами. И п…дец.
– Кому? – спросил прапорщик серьезным тоном.
– Им. Кому… – майор и глазом не повел. – А потом вам… То есть нам.
– А нам-то – за что? – мгновенно среагировал молчавший всю дорогу лейтенант Федулов.
Никто не засмеялся.
У скелета какого-то жестяного ангара снова пришлось остановиться и ждать с закрытыми окнами. Шли «Грады» и самоходки. Но в этот раз колонна была поменьше. Через пять минут продолжили путь. Снова сквозь кромешную пылевую и дымовую завесу.
Когда у всех уже вновь пересохли губы и начали плавиться мозги, остановились на автобусной остановке в метрах двадцати от магазинчика в Мариновке. До границы оставалось минут двадцать, не больше.
– Лучше здесь особо не светиться, – сказал майор, когда капитан и остальные начали дружно открывать двери. – Двери-то откройте, а сами сидите в машине. Не высовывайтесь.
– Это приказ, – добавил майор и спросил: – Я в лавку. Чего кому взять?
– Возьмите нам, пожалуйста, воды по большой бутылке, – ответил за всех капитан и начал доставать кошелек из нагрудного кармана.
– Не парься, капитан, – с улыбкой сказал майор, остановив своей рукой руку капитана. – Сегодня я угощаю!
Все опять засмеялись. Тут, спохватившись, капитан спросил прапорщика, что тот будет пить, и окликнул майора, который уже был в дверях магазина:
– Прапорщику кока-колу, пожалуйста!
– Есть, товарищ генерал! – майор театральным жестом взял под козырек и исчез в дверях магазина.
Курочкин достал телефон и включил его.
«Просто проверю, есть ли зона», – решил он.
Зона сразу замигала аж четырьмя палочками, а телефон запиликал сообщениями. Капитан прочитал оба, одно за другим. В первом курский супермаркет «Билла» предлагал пятидесятипроцентную скидку на все сорта кофе, но только на 30 июля. Второе было от жены Танечки: «Я соскучилась. Как ты там? Привези нам из Ростова бутылочку нефильтрованного подсолнечного масла. На рынке поспрошай. Люблю».
– Товарищ капитан, мне бы выйти, – Калужинов приоткрыл дверь.
– Зачем? – не отрывая глаз от телефона, спросил Курочкин.
– Ну, по нужде…
– А раньше что ж?
– Так приспичило.
– А, ты в этом смысле, – въехал в тему капитан. – Ты же колбасу вроде не ел? Ее же Шарику скормили, нет?
Лейтенанты дружно оскалили зубы.
– Ну, товарищ капитан…
Курочкин посмотрел на дверь магазина. Майора видно не было.
– Ты слышал, что майор сказал? Не светиться. Сейчас он вернется, я скажу.