Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
– Нет, я забыл.
– Или... а, вот и прокурор! Здравия желаю.
– Здравствуйте, ротмистр. Здравствуйте, Ульянов.
– Здравствуйте, господин прокурор.
– Ну-с, мы продолжим. У меня создается такое впечатление, Александр Ильич, что вы сознательно утаивали местонахождение Говорухина от Шмидовой. Говорухин назначался вами еще для каких-то дел. А Шмидова могла навести на его след полицию, не так ли?
– Я ничего не знаю об этом.
– Ульянов, а вам
– Известно.
– А вы знаете, какие он дает показания?
– Естественно, нет.
– Шевырев подтвердил наши предположения, что химическая лаборатория на даче Ананьиной была специально оставлена вами для повторного покушения.
– Повторять покушение некому. Вся организация арестована.
– А Говорухин?
– ………………
– Молчите?
– А что я могу сказать?
– Многое.
– Например?
– Когда вы уехали с дачи Ананьиной?
– Пятнадцатого февраля.
– Больше с ней не общались?
– Нет.
– А кто послал Ананьиной еще одну бутыль с азотной кислотой двадцать второго февраля?
– Не знаю. Впрочем... я послал.
– Почему вы скрыли это на предыдущем допросе?
– Я запамятовал.
– Да что вы говорите? Ай-ай-ай! Бедный Ульянов! У него, оказывается, куриная память.
– Господин прокурор, я прошу вас не оскорблять меня...
– Молчать! С цареубийцами не соблюдают правил этикета! Кто написал записку?
– Какую?
– С просьбой к Ананьиной принять и спрятать бутыль с кислотой? Вы или Новорусский?
– Не скажу.
– Кто отвозил бутыль в Парголово?
– Не скажу.
– Жена Новорусского Лидия приходится Ананьиной родной дочерью?
– У вас куриная память, господин Котляревский!
– Что-о?!
– Вы уже спрашивали меня об этом.
– Так, так. Ну, ладно... Лидия Новорусская у вас на квартире была?
– Не скажу.
– Почему двадцатого февраля Новорусские переменили адрес в Петербурге?
– Не скажу.
– Вы опять за свое, Ульянов? Вам это дорого обойдется.
– Не пугайте меня. Я знаю, что меня ждет.
– Ах, знаете? Отлично... Во время обыска у вас на квартире найдена коробка с землей. Для чего она была нужна?
– Кто она?
– Земля.
– Для смеси с нитроглицерином.
– Зачем?
– Для усиления нитроглицерина.
– Так, так, прекрасно... А скажите, Ульянов, земля, обнаруженная у вашей сестры Анны, тоже назначалась для смеси с нитроглицерином?
– Нет, эта земля принадлежала мне. Она назначалась для химического анализа.
– А порошки, также найденные у вашей сестры?
– Это мои зоологические
– Зоологические? Прекрасно...
– Аня не имела никакого отношения к замыслу на жизнь государя.
– И тем не менее предметы, обнаруженные у нее на квартире, дают все основания для привлечения Анны Ульяновой по вашему делу.
– Вы не посмеете сделать этого!
– Прекратите истерику, Ульянов! Ротмистр, продолжайте. Я ухожу на допрос Шевырева. Честь имею.
– …………………
– Вот видите, Александр Ильич, как нехорошо все получилось...
– Я ненавижу этого вашего прокурора, ненавижу! Какое право он имеет мучить Аню?
– Да теперь об этом ли печалиться?
– О чем же еще?
– Почему вы не назвали лиц, которые вторично отвозили кислоту в Парголово?
– Потому что это совершенно случайные люди! Они даже не знали, что именно везли. Зачем же из-за такой мелочи ставить их под угрозу?
– Может быть, может быть... А вот скажите, Александр Ильич, что это за вычисления у вас в записной книжке? Вот здесь.
– Это формулы для бомб.
– А дальше какие-то чертежи, адреса, а? Я что-то совсем запутался.
– Это... впрочем я не могу называть.
– Почему же?
– По той же самой причине. Подозрение упадет на абсолютно ни в чем не замешанных людей.
– У вас на квартире нашли химические палочки. Они для чего же?
– Это едкий натр.
– Ну-у? А он что же?..
– Едкий натр используется для уничтожения следов.
– Во-он оно что. Понятно. Какие же вы следы уничтожали?
– Динамитные.
– Ага, ясно... Александр Ильич, как вы все-таки думаете: Шмидова знала о покушении?
– Не имела ни малейшего представления.
– Хотя бы приблизительно? В общих чертах?
– Ни в общих, ни в частных.
– Точно?
– Абсолютно.
– Но ведь по материалам дела она значится постоянным почтальоном между Говорухиным и вами.
– За время нашего знакомства Шмидова передала мне всего две записки. Ни содержания, ни авторов этих записок она не знала.
– Устали, Александр Ильич?
– Немного.
– Ну, давайте заканчивать.
– У меня просьба...
– Какая?
– Мне хотелось бы, чтобы в дальнейшем меня допрашивали только вы.
– Без прокурора?
– Да.
– Незаконно это, Александр Ильич.
– Господин Котляревский нарушает мое душевное равновесие. А это мешает следствию.
– Я постараюсь похлопотать. Но твердо не обещаю.
– Я вам заранее благодарен.
– Спокойной ночи, Александр Ильич!