Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
Саша. Я оговорился…
Дейер. Скажите, Ульянов, а кто указал вам на Канчера как на лицо, которое может распространять прокламации?
Саша. Сейчас уже не помню.
Дейер. Может быть, Шевырев?
Саша. Может быть, но точно сказать не могу.
Дейер. Вы бывали на квартире у Канчера?
Саша. Бывал.
Дейер. Часто?
Саша. Раза два-три...
Дейер. Что же привело вас к нему в первый раз?
Саша. Необходимость поездки Канчера в Вильну.
Дейер. Вы сами сказали Канчеру, что ему нужно ехать в Вильну?
Саша.
Дейер. Вы снабдили Канчера какими-либо письмами?
Саша. Нет.
Дейер. Деньгами?
Саша. Нет.
Дейер. Зачем же тогда приходили?
Саша. Чтобы удостовериться, уехал он уже или еще нет.
Дейер. Кто же вам сообщил, что Канчер уже уехал?
Саша. Горкун.
Дейер. Волохова в это время тут не было?
Саша. Не было.
Сенатор Лего, проведший первую часть допроса подсудимого Ульянова в грустных раздумьях о своем больном желудке, после обеда немного вздремнул с открытыми глазами (сенатор умел это делать совершенно незаметно для окружающих). Сон утолил боль. Ко второй части допроса Ульянова Лего уже стал прислушиваться. Подсудимый нравился ему: чистый, пылкий юноша из хорошей семьи, открытое, умное лицо, ответы дает быстро, четко, уверенно. Лего решил поучаствовать в допросе Ульянова. Он придвинул к себе дело, перелистал несколько страниц.
– Господин председатель, у меня есть вопрос к подсудимому, - неожиданно тонким, почти женским голосом обратился он к Дейеру.
– Пожалуйста, господин сенатор, - наклонил в его сторону голову первоприсутствующий и злорадно покосился на Окулова: конкуренции со стороны полоумного Лего можно было совершенно не опасаться - все знали, что сенатор Лего давно уже выжил из ума, и в процессы Особого Присутствия его назначали каждый раз как бы только для того, чтобы все пять сенаторских кресел (число, определенное для Особого Присутствия самим государем) были заняты полностью.
– Ну-ка, ну-ка, подсудимый, - весело запищал Лего, - ответьте-ка нам на такой вопросик: а зачем это понадобилось подсудимому Канчеру ездить в Вильну?
Сдерживая улыбку, Саша вопросительно взглянул на Дейера: отвечать или нет? Ведь причина поездки Канчера в Вильну выяснена следствием до мельчайших подробностей.
– Отвечайте, подсудимый, - голос Дейера напыщенно важен, первоприсутствующему все равно, о чем спрашивает Лего, лишь бы нейтрализовать на время дотошного Окулова, который знает дело, кажется, не хуже его самого, первоприсутствующего.
Саша. Канчер ездил в Вильну за азотной кислотой.
Лего. За азотной кислотой? Вот еще вздор какой! Зачем же ездить за азотной кислотой в Вильну, когда ее и в Петербурге полным-полно!
Саша. Покупка большого количества азотной кислоты в Петербурге могла привлечь к себе внимание.
Лего. А в Вильне вы не привлекли к себе внимания?
Саша. В Вильне кислоту нам передал знакомый человек.
Лего. То есть он передал ее Канчеру?
Саша. Да, Канчеру.
Лего. А как же она попала к вам?
Саша.
Лего. В самом деле?
В зале откровенно похохатывали. Не столько над бессмысленностью вопросов Лего, сколько над его петушиным голосом. Дейер понял, что, дав возможность Лего так долго самостоятельно разговаривать с подсудимым, он превысил ту норму времени, которая была необходима для юмористической паузы и самого суда, и зрительного зала. Пора было выводить Лего из разговора.
– Скажите, Ульянов, - бесцеремонно перебил Дейер Лего, - когда вы познакомились с Новорусским?
– В ноябре или декабре прошлого года. Точно не припоминаю.
– При каких обстоятельствах?
– На одном из студенческих вечеров.
– Именно на этом вечере Новорусский и предложил вам давать уроки брату жены?
– Нет, об этом разговор был позже.
– Какой повод был Новорусскому предложить вам давать уроки сыну Ананьиной именно на даче в Парголове?
– Он, по-видимому, искал репетитора и слышал, что я тоже ищу такого рода уроки.
– После вашего отъезда из Парголова на дачу Ананьиной была привезена еще одна партия азотной кислоты. Новорусский знал человека, привезшего эту новую партию кислоты?
– Нет, не знал.
– В чем была привезена новая кислота?
– В бутыли.
– Больших размеров?
– Фунтов на десять, на двенадцать.
– Вы предупредили Новорусского или Ананьину, что привезут эту бутыль?
Саша взглянул на маму. Мария Александровна смотрела в ту сторону, где сидели защитники. Один печальный вопрос был в ее взгляде: неужели ничего нельзя сделать, чтобы хоть как-то ослабить или смягчить злую последовательность, жестокую логику этих безжалостных вопросов, которые с механической неутомимостью задавали ее сыну сановные бессердечные люди, сидевшие за председательским столом?
Дейер. Значит, вы отказываетесь отвечать на этот вопрос? Ну что ж, дело ваше...
Саша. Я ответил, вы просто не расслышали.
Дейер. Мария Ананьина знала ваш адрес в Петербурге?
Саша. Знал Новорусский.
Дейер. И что же, ни Новорусский, ни Ананьина не сделали попытки вернуть вам азотную кислоту, оставшуюся на даче?
Саша. Я не просил их об этом.
Дейер. Но ведь они знали, что вы больше не вернетесь в Парголово?.. Подумайте, Ульянов. От вашего ответа зависит очень многое для судьбы Ананьиной и Новорусского.
Сказав это, Дейер невольно поморщился. Такие предупреждения суд, безусловно, не должен делать допрашиваемому. Это ошибка.
Первоприсутствующий скосился налево. Окулов сидел, наклонив голову. Седой бобрик его коротких волос вместе с ушами несколько раз двинулся вперед и назад.
«Окулов, несомненно, отметил мою промашку, - подумал Дейер, - нужно немедленно нейтрализовать его. Если он сейчас полезет задавать вопросы - черт с ним, пускай задает!»
Саша. Я не говорил Новорусскому, что больше не вернусь в Парголово.