Рэкетир
Шрифт:
«Покраска и полировка Бака» помещается позади большой автомойки, работающей по конвейерному принципу. Меня вместе с машиной поручают тощей деревенщине по имени Денни, который относится к своему ремеслу со всей серьезностью. С излишними подробностями он излагает план мойки и полировки и удивлен моей готовности подождать.
— Это часа на два, — пугает он меня.
— Мне спешить некуда, — отвечаю я. Он пожимает плечами и отправляет «ауди» на водные процедуры.
Я усаживаюсь под навес и читаю книжку Уолтера Мосли [8] в бумажной обложке. Через полчаса Денни завершает помывку и начинает пылесосить. Он распахивает обе дверцы, и я подхожу к нему поболтать. Объясняю, что переезжаю, так что пусть чемодан остается
8
У. Мосли — автор популярных детективов, герой которых — детектив-афроамериканец, ветеран войны.
— Откуда вы все это знаете? — спрашивает он, лежа на спине под машиной и осматривая ходовую часть.
— Сам ставил такую на машину жены.
Мой ответ вызывает у него смех.
— Чего же тогда сами не поискали?
— Так за мной же следят.
Ищем час — ничего. Я уже счел, что придумал «жучка», но Денни все-таки находит маленькую плату за правой фарой. По-прежнему лежа на спине, он, упираясь плечом в колесо, отсоединяет и отдает мне устройство в водонепроницаемом корпусе из черной пластмассы размером с маленький мобильный телефон.
— Бинго!
Я видел в Интернете сотни моделей, но такой — никогда. Сразу видно — правительственная работа: ни названия производителя, ни серийного номера, вообще никаких опознавательных признаков.
— Отличная работа, Денни! — хвалю я парня и сую ему обещанную сотню.
— Так я продолжаю уборку? — спрашивает он.
— Давай!
Я ухожу, чтобы больше его не отвлекать. Рядом с мойкой небольшой торговый центр с полудюжиной дешевых магазинчиков. Я беру стаканчик паршивого кофе без кофеина и сижу у окна кафе, разглядывая стоянку. Подъезжает пожилая пара в «кадиллаке», вылезает из машины и направляется в китайский ресторанчик. Как только за ними закрывается дверь, я покидаю кафе и шагаю через стоянку, как будто к своей машине. Зайдя за «кадиллак», я быстро наклоняюсь и оставляю следящее устройство на днище его топливного бака. Номера из Онтарио — лучше не придумать!
Денни самозабвенно драит стекла, весь в поту. Я пугаю его хлопком по плечу.
— Ты молодец, Денни, славно потрудился! Но мне уже пора.
Я отсчитываю ему триста долларов вместо положенных двухсот. Он смущен, я непреклонен.
— Ну, как скажете… — бормочет он, глядя на деньги.
— Все, я поскакал.
Он забирает с крыши машины тряпку.
— Удачного вам развода!
— Спасибо.
Западнее Орландо я выезжаю на федеральную автостраду номер 75 и еду на север, через Окалу, потом Гейнсвилл. Уже в Джорджии, в Вальдосте, я останавливаюсь на ночлег.
Следующие пять дней я мечусь, как мотылек под абажуром: то я на юге, в Новом Орлеане, то на западе, в техасском Уичита-Фолс, то на севере, в Канзас-Сити. Я разъезжаю по федеральным хайвеям, по дорогам штатного и местного значения, по национальным парковым автострадам. За все плачу только наличными и, насколько могу судить, пока избежал «хвоста». По-заячьи петляю и все больше убеждаюсь, что ушел от слежки. Конечным пунктом моего маршрута становится Линчбург в Виргинии, куда я приезжаю в первом часу ночи и плачу за номер в мотеле опять-таки наличными. До сих пор меня всего раз отказались поселить из-за отсутствия документов. Но ведь в «Мариотты» и «Хилтоны» я и не суюсь. Устал я мотаться, пора браться за дело.
В этот раз я сплю допоздна, а потом еще час еду — и куда, в Роанок, последнее место, где знакомые с Максом Болдуином люди ждут его повстречать! Эта мысль и мой новый облик придают мне уверенности, что в городе, насчитывающем вместе с окрестностями двести тысяч жителей, я сумею сохранить анонимность. Если что и может внушать тревогу, так это флоридские номера на моей машине, поэтому я готов арендовать другую, но отвергаю этот вариант из-за документов. К тому же связь с Флоридой еще мне пригодится.
Я езжу по городу и окрестностям, обновляя представления о здешних пейзажах, о центре, старых кварталах, расползающейся вширь новой застройке. Малкольм Баннистер бывал в Роаноке несколько раз, в том числе в семнадцать лет со школьной футбольной командой. До Уинчестера отсюда три часа езды по федеральной автостраде номер 81. В бытность молодым адвокатом Малкольм дважды наведывался сюда за письменными показаниями. К Роаноку примыкает Салем, куда Малкольм как-то раз пожаловал на свадьбу друга.
Тот брак кончился разводом, как и его собственный. После того как Малкольм сел в тюрьму, друг словно сквозь землю провалился.
Так что местность мне более или менее знакома. Первый мотель, в который я заглядываю, относится к крупной сети и придерживается строгих правил регистрации. Испытанная уловка под названием «потерял бумажник» дает здесь осечку: меня отказываются поселить без документа. Не беда, вокруг полно дешевых мотелей. Я перемещаюсь к южной оконечности Роанока и оказываюсь в, мягко говоря, небогатой части Салема, где нахожу мотель, сдающий номера чуть ли не на час. В таких любят наличные. Меня соблазняет суточный тариф сорок долларов. Пожилой администраторше я говорю, что проживу несколько дней. Она не больно дружелюбна — потому, наверное, что помнит старое доброе время, когда черным давали от ворот поворот. На дворе тридцатник с гаком жары, и я справляюсь насчет кондиционеров. Она гордо отвечает, что у них новейшее оборудование. Я ставлю машину под задним окном своего номера, чтобы ее не было видно с улицы. Белье чистое, полы тоже, ванная блестит. В окне деловито гудит кондиционер, и пока я разгружаю вещи, температура в номере опускается до двадцати градусов. Я растягиваюсь на кровати и отдыха ради начинаю думать о том, сколько людей вступали здесь в запретную связь. Вспоминаю Еву из Пуэрто-Рико — вот бы вернуть ее сейчас сюда! Думаю о Ванессе Янг, до которой мне так и не довелось дотронуться.
В темноте я иду прогуляться, хрущу салатом в фастфуде. После Фростбурга я сбросил двадцать фунтов и намерен и дальше стройнеть. Прожектора стадиона наводят меня на новую мысль. Я еду на стадион «Мемориал», это домашняя арена команды «Салем ред сокс», показывающей неплохие результаты. На матч команды с «Линчбург хиллкэтс» собралось много народу. Я покупаю дешевый билет — шесть долларов. Усевшись, беру у разносчика пиво и растворяюсь в шуме трибун и в событиях матча.
Рядом со мной сидит молодой папаша с двумя сыновьями не старше шести лет в футболках и бейсболках с символами «Ред сокс». Я вспоминаю Бо и наши с ним игры в мяч на заднем дворе, на глазах у Дионн, тянувшей на крылечке чай со льдом. Кажется, еще вчера мы были вместе — маленькая семья с большими планами, с будущим. Бо был чудесным малышом, папа является его героем. Я как раз учил его, пятилетнего, отбивать мяч и правой, и левой рукой, когда федералы вторглись в мою жизнь и все погубили, все разрушили.
Никому, кроме меня самого, больше нет до этого дела. Наверное, отцу, брату и сестре хотелось бы, чтобы моя жизнь наладилась, но это на периферии их интересов, у них своя жизнь и заботы. Когда ты попадаешь за решетку, весь мир считает, что ты этого заслужил, и перестает тебя жалеть. Мои бывшие друзья и знакомые в родном городе наверняка ответили бы на вопрос обо мне: «Малкольм, бедняга, не с теми якшался, слишком резко срезал углы, жадничал. Это трагедия». Все всё быстро забывают, потому что хотят забыть. Война с преступностью требует жертв, вот бедняга Малкольм и попался.