Реки Лондона
Шрифт:
Найтингейл непонимающе поглядел на меня. Доктор Валид решил его выручить:
— То есть как? — спросил он.
— Можно ли заставить чей-либо разум, находящийся в бессознательном состоянии, удерживать чары? — спросил я. — Ведь если это возможно, они будут действовать, пока человек спит.
— Теоретически это выполнимо, но даже если не принимать во внимание вопросы этики, я, например, не смог бы. И думаю, никто из людей-магов не смог бы.
Так, отлично — людей-магов. Доктор Валид и Найтингейл молча смотрели на меня, и я не сразу осознал, что они ждут, когда я приду в себя.
— Помните, я спрашивал о призраках, вампирах и оборотнях, а
— К сожалению, нет, — покачал головой Найтингейл. — Извините.
— Черт, — выругался я.
Доктор Валид улыбнулся.
— Вот и я тридцать лет назад так сказал, — проговорил он.
— Соответственно, то, что проделало это с несчастным мистером Коппертауном, возможно, имело нечеловеческую природу?
— Я бы не стал утверждать наверняка, — сказал доктор Валид, — однако вероятность очень большая.
Затем мы с инспектором Найтингейлом сделали то, что делают все нормальные копы, когда у них выдается передышка среди дня, — отправились на поиски ближайшего паба. За углом обнаружилось фешенебельное заведение «Маркиз Квинсбери». Сквозь мутную завесу мелкого дождика оно выглядело довольно замызганным. Найтингейл поставил мне пива. Мы сели в углу зала, под плакатом в викторианском стиле, изображавшим боксерский поединок без перчаток.
— А как вы стали магом? — поинтересовался я.
— Это совсем не похоже на вступление в Департамент уголовного розыска, — покачал головой инспектор.
— Вы меня удивили, — признался я. — А на что это похоже?
— На ученичество, — ответил он. — Это означает преданность делу, мне и Отечеству.
— Должен ли я называть вас сифу? [8]
Это вызвало у Найтингейла улыбку.
— Нет, — сказал он, — вам следует называть меня мастером.
8
Сифу— признанный мастер, в китайской традиции уважительное обращение к человеку, достигшему высокого мастерства в каком-либо искусстве.
— Мастером?
— Да, такова традиция.
Я произнес это про себя — получилось «масса», как называли господ негры на плантациях.
— Можно, я лучше буду звать вас инспектором?
— И, соответственно, считать, что я предлагаю вам службу?
Я промолчал и, отхлебнув пива, стал ждать, что он скажет дальше. Он снова улыбнулся и тоже пригубил из своей кружки.
— Как только вы перейдете этот Рубикон, пути назад уже не будет, — сказал он. — И да, можете звать меня инспектором.
— У меня на глазах человек убил свою жену и ребенка, — сказал я. — Если существует разумное объяснение этому поступку, я хочу его знать. Если есть хоть малейшая вероятность, что он не сознавал, что творит, — я должен выяснить, так ли это. Потому что тогда, возможно, мы сможем сделать так, чтобы это не повторилось.
— Не очень хороший повод, чтобы взяться за такую работу, — сказал Найтингейл.
— А разве для подобной работы можно придумать хороший повод? — спросил я. — Я хочу служить, сэр, потому что мне жизненно необходимо все об этом знать.
Найтингейл отсалютовал мне кружкой.
— Уже лучше.
— А теперь что будем делать? — спросил я.
— Ничего, — ответил Найтингейл, — сегодня воскресенье. Но завтра с утра мы отправимся на встречу с комиссаром.
—
— Не торопитесь радоваться, — сказал Найтингейл. — Только он уполномочен принять окончательное решение.
Новый Скотланд-Ярд — стандартное офисное здание, столичная полиция арендует его с 1960 года. С тех пор в кабинетах старшего руководства несколько раз проводился ремонт. Последний раз это было где-то в девяностых. С точки зрения дизайна муниципальных учреждений это самый бездарный период после семидесятых. Наверное, поэтому приемная канцелярии комиссара представляла собой унылое пустоватое помещение со стенами, отделанными фанерой. Мебель была представлена пластиковыми стульями. На стенах висели портреты шести последних комиссаров — несомненно, они должны были вселять в посетителей уверенность и спокойствие. Сэр Роберт Марк (1972–1977) глядел особенно неодобрительно. Сомневался, видимо, что я внесу значительный вклад в общее дело.
— Еще не поздно отказаться от принятого решения, — проговорил Найтингейл.
Да, еще не поздно — но это не значит, что мне не хотелось, чтобы было поздно. Вообще, если констебль попадает в кабинет комиссара, это может означать только две вещи — либо он очень смелый, либо очень глупый. И вот теперь я никак не мог понять, который из двух вариантов мой.
Ждать нам пришлось всего минут десять, а потом секретарша комиссара пригласила нас в кабинет. Он был очень большой и отделан так же безвкусно и уныло, как и остальная часть здания. Разве только по верхнему краю стен были пущены панели из искусственного дерева цветом «под дуб». На одной стене висел портрет королевы, на другой — сэра Чарльза Роуэна, первого комиссара. Я образцово-показательно встал навытяжку и чуть не покачнулся, когда комиссар протянул мне руку.
— Констебль Грант, — проговорил он. — Ваш отец — Ричард Грант, не так ли? У меня есть кое-какие его записи той поры, когда он играл с Табби Хейзом. [9] На виниле, разумеется.
Не дожидаясь моего ответа, комиссар пожал руку Найтингейлу и жестом пригласил нас сесть. Это был еще один северянин, чей путь к высокому посту был труден и извилист. В Северной Ирландии он отбыл повинность, обязательную, похоже, для всех будущих комиссаров лондонской полиции. Ибо считается, что борьба с религиозным экстремизмом очень закаляет характер. Комиссар с честью носил свой мундир, а подчиненные допускали, что он, возможно, не полный идиот, — что в их глазах ставило его гораздо выше некоторых предшественников.
9
Табби Хейз (1935–1973) — британский джазовый мультиинструменталист. Играл на саксофонах, флейте, вибрафоне.
— Дело приняло неожиданный оборот, инспектор, — сообщил комиссар. — Кое-кто не считает данный шаг необходимой мерой.
— Комиссар, — осторожно начал Найтингейл, — я уверен, что обстоятельства оправдывают внесение изменений в соглашение.
Когда мне вкратце обрисовали сферу деятельности вашего отдела, я пришел к выводу, что он по большей части занимается остаточными явлениями и что… — комиссар буквально заставил себя произнести это слово, — что «магия» находится в состоянии упадка. Я четко помню, что в Министерстве внутренних дел муссировалось слово «вырождается». «Вытесняется наукой и техникой» — эта фраза также слышалась довольно часто.