Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
На кордоне они тепло поблагодарили Данилевича и отправились на базу экспедиции, оставив ученого-лесовода в бору, где у него были неотложные дела.
Через каких-нибудь полчаса езды они уже оказались на южной границе бора, откуда начинали свое путешествие. И снова пахнуло зноем, обдало пылью, точно и не было лесной прохлады. Из рая да в степное пекло! Шофер остановил машину, опустил ветровое стекло.
— Ну и пыльно, как на Луне! — сказал Георгий.
Илья Михайлович промолчал.
— Так сколько здесь нефти? — спросил Георгий.
— Всего наберется до сорока миллионов тонн.
— Да, заманчиво
— Мрачную картину нарисовали вы, Георгий Леонтьевич, — нехотя отозвался Шумский.
— Вообще-то, конечно, заманчиво, весьма заманчиво добывать нефть в обжитом районе, где неподалеку готовый нефтепровод, — словно бы подзадоривая своего начальника, добавил Георгий.
— Это мы вгорячах врезались в бор. Сам вижу теперь, что не надо было его трогать.
— Ваша гражданская позиция, Илья Михайлович, заслуживает уважения. Лес, в котором и в годы войны не рубили лучшие сосны, все-таки дороже нефти, тем паче, что мы стоим накануне новых, куда более крупных открытий. А вот профессор Голосов не прочь помахать топориком в своих статьях.
— Читал я вашего Голосова.
— Моего Голосова? А впрочем, у каждого из нас есть свой Голосов. Он ведь мало чем отличается от вашего Аюпова.
Каменицкий пожалел, что нечаянно заговорил об этом. Но Илья Михайлович пропустил мимо ушей — он, как видно, уже пережил недавнюю острую обиду, когда ему не присудили премию — и как ни в чем не бывало стал рассуждать о Данилевиче, о лесниках. Георгий слушал, не прерывая. Он был доволен поездкой с Шумским по лесу, даже его раненая рука, болевшая всю неделю, перестала ныть. Главное — он ближе узнал Илью Михайловича на путевом досуге, где человек познается в житейских обстоятельствах.
Они вернулись домой в субботу: можно еще было отдохнуть денек с дороги, чтобы со свежими силами начать новую рабочую неделю...
По воскресеньям, чуть свет, Георгий обычно уходил за город, в рощу. Отправился он и сегодня, тем более, что в городе стояла невыносимая жара. Среди ветелок и осокорей дышалось легче и думалось тоже легко и о разном.
Он бродил по некоей глухих полян, среди желтых куртин медвяного донника с белым крапом отцветающих ромашек. Потом вышел на берег. Стояла самая середина лета, пора межени на Урале и его притоках. Еще несколько знойных дней — и река, кажется, совсем распадется на отдельные плесы. Георгий облюбовал одно такое местечко за дальним перекатом и подолгу, с ребячьим удивлением приглядывался к тому, как нежится на верховой струе косячок голавлей-подростков. В милые детские годы он, конечно, с утра до вечера просиживал
Сегодня он неторопливо обошел всю рощу, пока горожане не явились сюда целыми семьями, и возвращался окольными путями, вдоль Урала, который храбрился на виду у города — бежал быстрее, готовясь с ходу взять самый шумливый перекат у деревянного ж и в о г о мостика для пешеходов. Близ него работал миниатюрный земснаряд, хватко зацепившись за левый берег пульпопроводом. И где только раздобыли городские власти такой крошечный снарядик, чтобы хоть малость углубить реку в черте набережной, а заодно и намыть пляж.
Георгий вспомнил, как еще задолго до войны ходили среди ребят всякие слухи о том, что будто американцы не раз предлагали очистить Урал, сделать его судоходным, и совершенно якобы бесплатно, но с одним условием, что все, что они найдут при этом, должно пойти в их пользу. Легенда о золотом уральском дне жила многие годы, пока геологи действительно не раскопали в районе Ярска настоящие клады. Вскоре поднялись там новые города, а река так и осталась прежней, если не считать Магнитогорского водохранилища да Березовского моря, созданных для комбинатов черной металлургии. Пора бы уж перекрыть Яик в верхнем течении бетонными плотинами, зарегулировать его буйный весенний сток и, наконец, пустить небольшие пароходы от самой Магнитки и до Каспия. Яик давно, конечно, заслужил, чтобы детские сказки превратились в быль.
Он поднялся по каменной лестнице на правый берег — с него открывается вид на дальнюю, в слоистой дымке, степь. В двадцати километрах отсюда и начинался газовый вал: шутка ли, без малого три триллиона кубометров! Какая же вулканическая сила таится в недрах пшеничного края! Молодец все-таки Шумский: как он дерзко и точно провел успешную разведку.
Георгий насмотрелся вдоволь на утреннюю степь, в которой уже начинали возникать на горизонте, в мареве, текучие видения минаретов, замков, крепостей, и пошел к троллейбусной остановке. Проходя мимо памятника Чкалову, невольно замедлил шаг. Мальчик лет пяти спрашивал свою маму:
— А кто это Чекалов?
— Не Чекалов, а Чкалов, — тоном учительницы объясняла молодая мать. — Это был храбрый летчик.
— Летчик-космонавт?
— Нет, просто летчик.
— Как так просто летчик? — удивился мальчуган, запрокинув головенку.
Георгий тихо рассмеялся: этому ровеснику космического века и в самом деле нелегко понять, что были на свете просто летчики, которым ставили памятники.
На главной улице он встретил Павлу. Она шла, о чем-то глубоко задумавшись, никого не видя. Он окликнул ее. Павла нерешительно остановилась.
— Куда ты собралась?
— На пляж.
— Идем-ка лучше ко мне. На Урале сейчас кубинское пекло.
Она искоса взглянула на него. Любое мимолетное напоминание о Кубе — точно ожог ревности: да неужели он до сих пор забыть не может свою Ольгиту?
— Идем, идем, послушайся меня.
И Павла покорно, как в юности, повернула обратно: она уже не могла не повиноваться его воле. Ему же теперь доставляло удовольствие на виду у всех пройтись рядом с такой женщиной: высокая, с горделивым поставом головы, она, кажется, и не чувствовала своих лет, что, по народному счету, будто заключает бабий век.