Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
— Кузнецова, что у вас? — обратился к ней Олег.
— У меня ничего, — слегка пожала она плечами.
— Что вы можете добавить?
— Я уже все сказала утром.
— Утром не было никакой планерки.
— Зато был простой.
Смешок мячиком пробежал по комнате и исчез где-то в коридоре.
Как раз в это время позвонил управляющий трестом Дробот, поинтересовался, когда подали раствор.
— Еще до обеда, Петр Ефимович, — ответил Олег.
— В следующий раз о каждом случае простоя докладывайте мне лично.
— Вы же не диспетчер, Петр Ефимович.
— Диспетчер для меня слишком высокая должность, я у всех у вас — десятник, —
«Тоже обиделся, — подумал Олег. — Да что за чертовщина! Обиды снизу, обиды сверху. А нашему брату, прорабу, и обижаться не на кого, кроме как на свой диплом».
Он в нескольких словах подвел итоги дня, напомнил, что надо делать завтра, и на этом закрыл планерку, смущенный дерзким поведением Кузнецовой.
Возвращались домой втроем — Саша, Олег и Клара (ей было по пути с Каменицкими). Но как ни пыталась Саша завязать какой-нибудь разговор, — то о с у б ч и к а х, которые вели себя на стройке как чрезвычайные послы, аккредитованные в Молодогорске, то о вечере бальных танцев в Доме культуры, — ее никто не поддерживал.
— Вы идите, а я забегу в магазин за хлебом, — сказала Саша и набавила шаг.
Когда же она вышла из магазина, ни Клары, ни Олега на улице не оказалось. Она была довольна, что ловко оставила их вдвоем: легче помириться без свидетелей. Но вскоре увидела впереди одного Олега.
— А где Клара? — спросила она, догнав его.
— Почем я знаю.
— Эх ты! Тебе бы только покрикивать на людей. Неужели ты не видишь, как бедная Клара старается ради тебя?
Олег приостановился.
— Знаешь что, ты слишком много на себя берешь. Не лезь не в свои дела! Противная девчонка!
— Ну хорошо, хорошо, ты еще пожалеешь, но будет поздно.
— Да иди ты к черту! — Олег круто повернулся и зашагал к трамвайной остановке.
Незавидная должность — прораб, хотя тебя и именуют для пущей важности главной фигурой на строительстве. На прорабах каждый день все срывают зло: и начальник жилстроя, и главный инженер, и сам управляющий трестом. А стоит тебе под горячую руку повысить голос на бригадиров, так ты в глазах рабочих первый грубиян. Да этой «главной фигуре» достается, как пешке, ото всех. Вот Павла Прокофьевна сразу это поняла. Ну что в сравнении с ней девчонки из бригады Клары? Нет-нет, надо быть построже с ними, держаться на определенном расстоянии. Он до сих пор все панибратствует по старой привычке, хотя Метелевой и понравилось, что молодежь запросто обращается с начальником участка, многие по-свойски называют его Олешей. На прошлой неделе, оставив за себя прораба Никонова, он долго водил Павлу Прокофьевну по объектам металлургического комбината. Правда, она больше интересовалась жилищным строительством, и приходилось рассказывать о своем участке, особенно о бригаде Кузнецовой.
Осмотрев площадку новой батареи Коксохима, где начинались бетонные работы, Павла Прокофьевна устроилась на штабельке опалубочных досок.
— Вы, Олег Леонтьевич, покурите, я кое-что запишу, чтобы не забыть, — сказала она, достав из сумочки блокнот.
— Пожалуйста, пожалуйста, — учтиво согласился он и тоже присел рядом.
Он мог ждать сколько угодно, лишь бы она подольше не уходила со стройки.
Павла Прокофьевна была одета очень просто: темно-синяя юбка-миди (дань возрасту!) и такого же цвета короткий приталенный жакет. Положив ногу на ногу, — так удобнее писать — она склонилась над своим блокнотом и не обращала на него ни малейшего внимания. Прядка темных волос упала на висок, оттенив ее строгий профиль:
Он посматривал и на ее в меру полные ноги, туго обтянутые ажурными чулками. Однако тут же подумал, что она может перехватить его взгляд и застичь, что называется, на месте преступления. И действительно, Павла вдруг живо повернулась к нему лицом, застав его врасплох. Они встретились глазами, и Павла Прокофьевна улыбнулась, поняв, что он все время наблюдал за ней. То было невинное мимолетное кокетство, а он уже был на седьмом небе.
— Теперь пойдем смотреть ваш дом, Олег Леонтьевич.
Ему хотелось побыть еще немного с ней, да ничего не поделаешь, придется вести Павлу Прокофьевну в «женский монастырь». По пути на западную окраину города, где возводился целый микрорайон, он уже охотно рассказывал о своих делах, невольно смягчая строительную прозу.
Перед самой площадкой жилстроя была вырыта длинная траншея. Олег в нерешительности остановился.
— Давайте лучше обойдем, тут всего полкилометра, не больше.
Павла оглядела неожиданное препятствие, задорно качнула головой, отчего прядка волос опять косо перечеркнула ее высокий лоб.
— Нуте-ка, держите мою сумку, Олег Леонтьевич.
— Нет-нет, вы и не пытайтесь прыгать!
— А как же, бывало, в молодости?
Он не нашелся, что сказать: напоминание о ее прошедшей молодости резануло слух, — будто уж, в самом деле, была, серьезная разница между ними.
— Да возьмите же сумку, наконец.
— Тогда я буду страховать вас. — Он пружинисто перепрыгнул через траншею и приготовился помочь.
Павла выбрала местечко поудобнее, где меньше глины, отступила назад, оценивающе глянула на расстояние до рва, помедлила несколько секунд и озорно кинулась вперёд. Уже перепрыгнув, она все-таки увязла в рыхлой глине, потеряла равновесие и по инерции упала на колени, — так, что юбка-вздернулась до потайных замочков на чулках. Олег немедленно помог ей встать, но отпустил не сразу. Он даже придумал для себя, что это она сама припала к нему на какой-то миг.
Павла отряхнулась и сказала, будто ничего и не случилось:
— Идемте, Олег Леонтьевич, что же вы?
Теперь он объяснял ей, что к чему, уже рассеянно, невпопад, хотя Павла забросала его вопросами, как только они вошли в недостроенный большой дом.
— Утомила я вас, Олег Леонтьевич? — спросила она.
Тогда Олег взял себя в руки, оживился, заговорил по-прежнему без умолку, тем более, что Павлу интересовала чуть ли не каждая из работниц, а ему надо было казаться при Метелевой солидным наставником зеленой молодежи.
На прощание он осторожно попросил ее, чтобы она не очень-то расписывала его участок. Павла Прокофьевна обещала. И все-таки теперь он с тревогой ожидал появления ее статьи. Хуже нет, когда тебя расхвалят с твоих же слов. Корреспонденты женского пола умеют это делать. Недаром среди них редко встречаются фельетонисты. Злые фельетоны чаще всего пишут мужики, а женщины любят пофилософствовать в газете, умиляясь тем, что они увидели и услышали. Только бы Павла Прокофьевна не поставила его в неудобное положение перед девчатами, перед той же Кузнецовой. Кто-кто, а уж девчата поиздеваются над ним, — в жизни-то они лучшие из всех фельетонистов: «Мы — не рабы прораба».