Реки не умирают. Возраст земли
Шрифт:
Так неужели и Метелева посмеивается над ним, неуклюжим кавалером, поняв, что он неравнодушен к ней? Быть этого не может! Она, конечно, не из тех, кто забавляется на этот счет.
4
Профессор Голосов обычно приезжал в Молодогорск на правах вольного пассажира: чтобы никаких встреч на вокзале, никакого переполоха на комбинате. Тем более, что он ездил в командировки налегке, с одним «студенческим» портфелем, и мог свободно обойтись без машины.
Но сегодня на привокзальной площади его будто
— Что ж, поедем, дорогой, — сказал Голосов, польщенный истинно провинциальным гостеприимством, которого так не хватает в столичных городах.
— Вас в гостиницу? — учтиво спросил шофер.
— Вообще-то туда, но мы с вами, дружок, немного прокатимся. Давайте на Ковыльный увал.
— Да вы знаете наши места?
— Еще бы!
До Ковыльного увала рукой подать, каких-нибудь шесть-семь километров. Когда «Волга» с разгона вымахнула на высоту и, прижимаясь к зеленой кайме дороги, мягко затормозила, Голосов вышел из автомобиля. Он молодцевато перепрыгнул через кювет и остановился у холмика сурчины, давно покинутой ее обитателями.
Город лежал на пологом косогоре, между голыми, каменистыми увалами, которые на юге отвесно обрывались, — там тек Урал в диабазовых ущельях. Но против самого города речной берег был низким, и к нему почти вплотную примыкали сады-огороды, густо усеянные игрушечными домиками, похожими на ульи. Город строили по всем правилам, с учетом юго-западных, господствующих ветров, и тяжелые дымы комбината, расположенного поодаль, на отшибе, редко застаивались над высоким частоколом труб.
По другую сторону Ковыльного увала, на востоке, находился бывший уездный городок Ярск. Он так разросся, что был равен, пожалуй, трем Молодогорскам. Но в этот ранний час его не разглядеть как следует. Дымы, дымы, одни сплошные дымы, которые выбивались, точно из подземелья, и до краев наполняли всю речную впадину. Лишь в узких просветах возникали на минуту отдельные кварталы и снова исчезали за утренней дымовой завесой. Ярск поднялся в годы войны, когда было не до инженерной планировки, только бы побольше выдавать металла орудийным и танковым заводам.
В Москве Голосов называл эти города своими крестниками: с одним у него была связана кандидатская диссертация, с другим — уже докторская. Его ставили в пример, хвалили, что он умеет крепить связь науки с производством. Но, приезжая в Молодогорск и встречаясь с Леонтием Ивановичем Каменицким, Голосов всякий раз старался публично заявить, что он ученик известного геолога. Правда, серьезный ученик должен идти дальше своего учителя, а это, кажется, не всегда нравилось старику Каменицкому. Вот и опять предстоял сложный разговор. Ничего не поделаешь, надо объясниться еще разок с первооткрывателем здешних руд.
Голосов постоял на каменистом гребне, посмотрел на города-соседи, подумал и, бросив окурок в сурочью нору, медленно пошел к автомобилю. У него сильно закружилась голова. Конечно, оттого, что выкурил сигарету натощак, чего в Москве никогда не делал. Он сел позади шофера, у открытого окна.
— А теперь, дружок, давай в гостиницу.
— Насмотрелись?
— Вдоволь.
— Сейчас рай
— Когда это вы успели? Я и не заметил, что кругом цветы.
— Кто смотрит под ноги, а кто — вдаль.
— Верно, дружок, верно. Так всю жизнь и отшагаешь по тюльпанам, не замечая их.
— Время такое, — сказал шофер и погнал машину в город.
Да, сегодня Голосову везло на редкость: в гостинице ему сразу предложили «люкс» — безо всякой брони. Он тщательно побрился отличной безопаской, — модных электроштучек терпеть не мог; потом принял душ, надел свежую рубашку. В буфет спускаться не хотелось. Достал из объемистого портфеля сверточек в пергаментной бумаге, позавтракал чем бог послал — московскими бутербродами с икрой и маслом.
Теперь можно и позвонить Каменицкому.
Леонтий Иванович заахал, заохал, услышав его звучный, с раскатцем, баритон.
— Что же вы,голубчик, не предупредили? Да мы бы уж встретили вас по-княжески! Да я тут поднял бы всех на ноги!..
— Ни к чему, дорогой мой. Рабочая командировка есть рабочая командировка. Вот когда станем пускать новую домну...
— А будет новая домна?
— Конечно.
— Так вы приезжайте ко мне сейчас же, сию минуту!
— Лечу, лечу...
Пришлось еще звонить директору комбината, чтобы прислал машину. Директор отнесся к его приезду с меньшим энтузиазмом, но тоже упрекнул за ненужный демократизм и за то, что профессор любит заставать людей врасплох.
— На комбинате я буду только завтра, — сказал Голосов. — Надо проехаться с Каменицким по старым, памятным местам...
Через полчаса он был уже на северной одноэтажной окраине, где жили все больше люди домовитые. Центр города занят молодежью, а тут владения пенсионеров, — они строят свои домики подальше от главных улиц, чтобы иметь под боком фруктовый сад и уютный дворик. Как летит время: вот и в Молодогорске появились свои пенсионеры.
Голосов и Каменицкий не виделись без малого два года и пытливо, внимательно присматривались друг к другу, встретившись сейчас как давние приятели.
— Ба-а, да вы все молодеете, дорогой Леонтий Иванович! — говорил профессор. — Вот что значит полвека отшагать с геологическим молотком. Рад, очень рад за вас.
— Что же мне остается сказать по вашему адресу? Вы, Семен Захарович, уступаете мне добрых три пятилетки, шутка ли! А вам со стороны больше сорока пяти ни за что не дашь.
— Не надо так преуменьшать, дорогой Леонтий Иванович!
— Это молодость всегда преувеличивает, а старость преуменьшает, — лукаво посмеивался Каменицкий.
«Он и в самом деле выглядит бравым не по годам, — думал Голосов. — Ходит твердо, мерно, без старческих запинок. И взгляд ясный, незатуманенный. Прочный мужик, двужильный».
«Но ты, сударь, все-таки сдаешь понемногу, — для себя отметил Каменицкий. — На вид-то прям, подтянут, как и раньше, однако морщин прибавилось на высоком профессорском челе. Наука не дается даром».
— Рассказывайте, что в Москве?
— Да я и не вижу ее, Леонтий Иванович. Все кручусь на академической орбите, даже приземлиться некогда.