Реконизм. Как информационные технологии делают репутацию сильнее власти, а открытость — безопаснее приватности
Шрифт:
Теория нашла широкое применение на практике — сначала в Нью-Йорке, а затем и во многих других городах США, Европы, Южной Африки, Индонезии и т.д. Тщательно следя за чистотой улиц и смывая граффити со стен, нью-йоркские власти не только приучили граждан вести себя культурнее, но и добились значительного снижения преступности в городе [119].
Социологи Гронингенского университета (Нидерланды) провели серию экспериментов по проверке истинности теории разбитых окон [120]. Первый эксперимент проводили на улице, где много магазинов, у стены дома, где гронингенцы, приезжая за покупками, паркуют свои велосипеды. У этой стены стоял яркий, бросающийся в глаза знак, запрещающий рисовать на стенах. Сначала стена была чистой. Экспериментаторы повесили на руль каждого
Из 77 велосипедистов лишь 25 (33 %) повели себя некультурно. Затем эксперимент повторили, при такой же погоде и в то же время дня, предварительно размалевав стену бессодержательными рисунками. На этот раз намусорили 53 человека из 77 (69 %). Таким образом, нарушение запрета рисовать на стенах оказалось серьезным стимулом, провоцирующим людей нарушать другое общепринятое правило — не сорить на улицах.
Второй эксперимент должен был показать, справедлива ли теория разбитых окон только для общепринятых норм или ее действие распространяется также и на локальные правила, установленные для какой-то конкретной ситуации или места. Исследователи перегородили главный вход на автомобильную парковку забором, в котором, однако, была оставлена широкая щель. Рядом с ней повесили знак «Вход воспрещен, обход в 200 м справа», а также объявление «Запрещается пристегивать велосипеды к забору». Опыт опять проводили в двух вариантах: «порядок соблюден» и «порядок нарушен». В первом случае в метре от забора стояли четыре велосипеда, явно к нему не пристегнутые. Во втором случае те же велосипеды пристегнули к забору. Из укромного места экспериментаторы наблюдали, как поведут себя граждане, пришедшие за своими автомобилями: пойдут обходить забор или пролезут в дырку. Результат оказался положительным: в ситуации «порядок соблюден» в дырку пролезли только 27 % автовладельцев, а в ситуации «порядок нарушен» — 82%.
Третий эксперимент проводили в подземной парковке у супермаркета, где висело большое и хорошо заметное объявление «Пожалуйста, возвращайте взятые из магазина тележки». В ситуации «порядок соблюден» на парковке не было тележек, в ситуации «порядок нарушен» там находились четыре тележки. К машинам прикрепляли такие же бумажки как в первом эксперименте. Результат получился аналогичный: в первой ситуации бросили бумажку на землю 30% водителей, во второй— 58%.
Четвертый эксперимент напоминал первый, с той разницей, что признаки «нарушения норм другими людьми» были теперь не визуальные, а звуковые. В Нидерландах закон запрещает использование петард и фейерверков в предновогодние недели. Оказалось, что велосипедисты намного чаще бросают бумажки на землю, если слышат звук разрывающихся петард.
В пятом и шестом экспериментах людей провоцировали на мелкую кражу. Из почтового ящика торчал конверт с прозрачным окошком, из которого явственно проглядывала купюра в 5 евро. Экспериментаторы следили за проходящими мимо людьми, подсчитывая число краж. В ситуации «порядок соблюден» почтовый ящик был чистый, и мусора вокруг не было. В ситуации «порядок нарушен» либо ящик был разрисован бессмысленными граффити (эксперимент 5), либо кругом валялся мусор (эксперимент 6).
В ситуации «порядок соблюден» только 13% прохожих присвоили конверт. Однако из разрисованного ящика конверт украли 27% прохожих, а разбросанный мусор спровоцировал на кражу 25% людей.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Теория_разбитых_окон
В соответствии с «Теорией разбитых окон», сам факт уменьшения количества преступлений ввиду их невозможности или невыгодности (а не только вследствие моральных внушений или строгих наказаний) ведёт к дальнейшему падению преступности. Сегодня Нью-Йорк — город, где наиболее массово и последовательно применялась эта теория — один из самых спокойных и безопасных городов США, а в 80-е годы прошлого века там совершалось более 1500 тяжких преступлений каждый день и 6-7 убийств в сутки [121].
Но что делать, если преступление совершено? Неотвратимость наказания, почти на 100% гарантированная отслеживающей информационной системой, позволяет регулировать строгость этого наказания естественным путём с помощью механизма учёта репутации. Чем более неприемлемым будет поступок, тем большее пятно останется на репутации преступника. Его не возьмут на хорошую работу, ему не дадут кредит, пока он не «отмоется». Он будет в каком-то смысле на время изолирован, «изгнан» из общества.
Кроме того, неизбежно наступят естественные последствия поступка. Украденное должно быть возвращено, любой ущерб возмещён за счёт преступника, если это невозможно — например, в случае убийства, убийца будет обязан платить алименты семье убитого. При такой системе практически не нужны будут писаные законы или суд. Вопрос «Совершал или нет?» разрешается тривиально, с помощью анализа записей ОИС, так же как и вопрос о степени вины, мотивах поступка и смягчающих или отягчающих обстоятельствах. А мера наказания определится автоматически через репутацию и естественные последствия. Этот механизм гарантирует невозможность сегодняшней ситуации, когда по закону можно посадить человека на несколько лет за действия, которые большинство людей не считают опасными и заслуживающими такого наказания, и наоборот, можно избежать последствий преступления, используя дыры в законодательстве.
Остаётся мизерный процент психопатов и маньяков, которых ничто не остановит. Но этот вопрос имеет больше отношения к медицине, чем к криминологии. Смирительные рубашки и закрытые психиатрические лечебницы никуда не денутся.
Международная политика и национальная идея
Уже сейчас в развитых странах понятие государственной границы не имеет существенного значения. Корпорации ведут бизнес по всему миру, люди ездят в отпуск на противоположную сторону земного шара и бесплатно звонят по Скайпу на другой континент. Мир постепенно движется в сторону глобального общества с единым политическим, экономическим и культурным пространством. Причём этот процесс идёт ненасильственным путём, чего никогда ещё не было в истории человечества. Именно отказ от насильственных методов и гарантия соблюдения прав и свобод человека сделали возможным такое объединение. Разделение по принципу «свой-чужой» в таких условиях теряет смысл. Международная политика из вопроса жизни и смерти превращается во что-то вроде спора соседей о том, кто и сколько должен платить за уборку подъезда.
Кроме того, публичная политика, как внутренняя, так и внешняя до сих пор часто служит площадкой для выяснения отношений между альфа-самцами, мерянья радиусом действия баллистических фаллосов, дележа территории и прочих увлекательных занятий высших приматов. К счастью, животная составляющая политики постепенно сходит на нет в связи с общим уменьшением роли государства и ослаблением вертикалей власти. Что приводит к размытию национальных и культурных границ. Ведь ничто не способствует росту национального самосознания и патриотизма так, как жестокая оккупация и геноцид.
Привязанность людей к национальной идее часто так же болезненно сильна, как и к идее приватности. И главная причина тому — страх. И приватность, и патриотизм — защитные реакции на внешнюю угрозу. Попытка отстоять индивидуальную или коллективную независимость во враждебной среде. Это — святое. За это можно умереть или убить. Но если устранить угрозу, то исчезнет необходимость в защите. Останется только неадекватная реальности привычка. Что мы и наблюдаем сегодня. Война между развитыми государствами сейчас невозможна по экономическим причинам. Современные вооружения способны причинить такой ущерб экономике воюющих сторон, что для них единственной разумной стратегией является категорический отказ от войны. Воюют только с теми, кто не в состоянии дать сдачи. То же и на индивидуальном уровне. Производительность труда и ущерб от забастовок или саботажа сегодня настолько велики, что даже самый жадный эксплуататор понимает, что высокая зарплата, социальные гарантии и строгое соблюдение прав и свобод работника куда выгоднее жестокого принуждения и рабства.
В современном мире человек, живо интересующийся национальным вопросом, напоминает гопника, который первым делом стремится узнать «С какого ты района?» А какая, собственно, разница? Русский, китаец, еврей, украинец — не всё ли равно? Не всё равно только тем, у кого друг к другу есть претензии — арабам и евреям, например. Для всех остальных это скорее личное дело. Встретить в чужой стране человека своей национальности — то же самое, что встретить земляка или одноклассника. Ну, приятно первые несколько минут, а потом выясняется, что у тебя с ним гораздо меньше общих интересов, чем с коллегой откуда-нибудь из Австралии.