Реквием для брата

Шпак Таира

Немного порывшись, Вовчик достал беленькие коротенькие ползунки и такую же распашонку.

– Вот, – сказал он, протягивая вещи матери.

– Достань ещё его полотенце, – попросила она его.

– И принеси в ванную. Так, девчонки, сказала тётя Элла мне и

Лике, – чтобы, когда мы вернемся с Лёнечкой из ванны, вы уже не плакали, а то он увидит, что вы ревете, и тоже начнет хныкать. Договорились?

– Договорились, – сказала я, утирая слёзы.

Лика ничего не ответила.

– Давай,

больше не будем ссориться, – предложила она.

– Давай, – согласилась я, вздохнув при этом и протягивая ей мизинчик.

– Ну что? Мирись-мирись и больше не дерись, – сказала мне Лика, тряся мою руку своей, зацепившись мизинчиком за мой.

– Мы ведь с тобой, хоть и троюродные, но сёстры, – сказала она, обнимая меня.

– Да, сёстры, – проговорила я и, вспомнив про Юльку, опять заплакала.

– Ты чего? – спросил меня Вовчик, вернувшись из ванной.

– Я из-за Юльки плачу. Мне её так жалко, – сказала я, утирая слёзы.

– Не плачь, пожалуйста, успокойся, нам с Ликой тоже её жалко. Но я думаю, её вылечат, – сказал он, обнимая меня.

– Честно? – спросила я у него, как будто от его ответа что-то зависело.

– Честно! – уверил меня Вовчик. – На, вытри слёзы, сказал он, доставая из кармана носовой платок и протягивая его мне. – Я смотрю, вы уже у меня успокоились, – сказал он как-то по-взрослому. – Теперь можно пойти на кухню и чаю попить.

– А с чем? – уже улыбаясь, спросила я.

– Это сюрприз, сама сейчас увидишь, но думаю, он тебе понравится, – сказал Вовчик, лукаво улыбаясь.

И мы гуськом поплелись за ним на кухню…

Глава пятая

– Солнышко, ты чего, – сказал пришедший с вокзала Лёша, подходя к софе.

Я лежала под одеялом, уставившись в потолок, не реагируя ни на его приход, ни на его слова.

– Таирочка, что с тобой? – спросил он, забравшись ко мне на софу и тряся за плечо.

– Да так, ничего, – ответила я, оторвав взгляд от потолка.

– А почему не отвечала?

– Прости, я как-то задумалась и даже не заметила, как ты пришел. Не беспокойся, все нормально.

– Точно?

– Точно. А ты почему так тяжело дышишь, – спросила я.

– Почему? Я домой, как угорелый мчался.

– Зачем?

– Как зачем, – удивился он, – я, как только взял билет, сразу стал тебе звонить, чтобы сообщить об этом. Но ты почему-то не отвечала. Я, наверное, раз двадцать позвонил тебе, – сказал Лёшка, взяв мою руку в свою.

– Я все звоню и звоню, а ты трубку не берёшь, вот я и подумал, что что-то случилось, и помчался, как сумасшедший, домой. Солнышко, я так тебя сильно люблю, что не переживу, если что с тобой случится плохое.

– Всё, что можно плохого, со мной уже случилось, – сказала я, выдернув свою руку из рук мужа, и

заплакала.

– Таирочка, любимая, успокойся, я знаю как тебе тяжело. Я понимаю, что ничего не исправить, но я хочу помочь тебе справиться с этим горем. Не плачь, родная, – сказал Лёша, обнимая меня и целуя в голову.

– Ну, почему, почему он, – повторяла я, – ведь он хороший, плохого никому ничего не делал. Господи, ведь ему всего тридцать три года. За что?

– Успокойся, солнышко, мы во всём разберёмся, всё узнаем, – обещал мне муж.

– Давай сейчас поужинаем и будем отдыхать, а то завтра рано подниматься, – предложил он.

– Нет, я не хочу ничего, – устало проговорила я.

– Таира, тебе обязательно нужно покушать и поспать, – уговаривал меня, как ребенка, Лёша, – сто процентов – ты, наверное, и на работе ничего не ела.

– Нет, ела!

– Ну-ну, рассказывай мне сказки.

– Правда, Лёш, я сыта. Да в меня сейчас ничего и не полезет.

– Ладно, давай хотя бы чайку попей.

– Хорошо, чаю попью, – сдалась я.

Попив чаю, я пошла спать, оставив мужа за столом.

– Ты куда, – удивился он.

– Спать, – спокойно ответила я и залезла под одеяло.

– Меня подожди, – попросил Лёша.

– Хорошо.

Через пять минут я уже спала так и не дождавшись мужа. В эту ночь мне снилась всякая ерунда: какая-то собака, укусившая меня; потом снилась наша бабушка (мамина мать, ныне покойная); снилось, что я забираюсь наверх по какой-то железной лестнице, а снизу меня хватают за ноги какие-то грязные руки в лохмотьях, пытаясь стащить обратно. В общем, снилась какая-то бессвязная чушь.

– Таирочка, вставай, уже пора, – разбудил меня Лёша.

– Что, уже пора? – спросила я, ещё не открыв глаз.

– Да, пора, – ответил он, целуя.

– А сколько времени? – поинтересовалась я.

– Пять.

– Всё, всё, встаю, – проговорила я, выбираясь из-под одеяла.

– Что будешь на завтрак? – спросил Лёша.

– Я ничего не хочу, а ты попей чайку с бутербродами.

Да, ещё вроде икра баклажанная осталась.

– Опять ничего не хочешь, – упрекнул меня муж. –

Хоть чего-нибудь съешь, нам ведь ехать пять часов.

– Не пять, а четыре, – поправила я его.

– Ну, хорошо, четыре, а поесть всё равно нужно. Мы ведь с собой еды брать не будем, и поэтому, будь добра, подкрепись. Ты бутерброды с чем будешь? – не дождавшись моего согласия, поинтересовался Лёша.

– С икрой, – буркнула я, – и только с чёрной.

– Извините, мадам, в нашем меню нет ни чёрной, ни красной икры, зато есть очень вкусная икра заморская, баклажанная, – сказал он, облизываясь, прямо как Крамаров, в фильме «Иван Васильевич меняет профессию».