Реквием патриотам
Шрифт:
Все трое рухнули на снег почти одновременно. Иэмицу с Томоэ разрубленные одним ударом катаны Кэнсина и сам молодой хитокири, которого полностью оставили силы. Взгляд юноши прояснился и он увидел, что на руках его лежит Томоэ и из чудовищной раны, рассекающей ее тело почти надвое течет кровь. Иэмицу валяется в нескольких шагах от них, он упал на спину и больше не подавал признаков жизни.
– Помни меня, Синта, - прошептала умирающая девушка.
– Я любила тебя...
– Я... я люблю...
– прошептал Кэнсин, он не слышал ее.
– Люблю... Томоэ...
Томоэ сумела в последний миг выхватить из руки Иэмицу аигути и теперь подняла
– Это... мой прощальный... подарок... тебе, Синта. Твоя... рана... больше никогда... не откроется... вновь...
Кровь на лице юного убийцы, хладнокровного хитокири Токугава, Химуры Кэнсина смешивалась со слезами.
Мы опоздали! Не смотря на предупреждение Лизуки, не смотря на бешенную скачку через ночь, - мы опоздали! Около небольшого дома на Северной дороге мы увидели лишь три трупа. Кэнсина, Томоэ (девушки, шпионки Токугавы, как выяснилось) и некоего немолодого воина в коричневом кимоно без рукавов. Мы выехали к дому, где жили юноша и его "жена", но там никого не застали и по четким следам (спасибо недавнему снегопаду) вышли на Северный тракт и добрались до дома, стоявшего на его обочине. На дороге произошло явно не одно сражение - о том явно говорили трупы в черных кимоно и небольшая вороника от взрыва. За Кэнсина взялись всерьез - и достали-таки!
– Юноша жив, - произнес сидящий в седле Делакруа.
Я как раз в этот момент бежал к замершим фигурам, на которые уже начал оседать снег. Я рухнул перед ними на колени, схватил в руки лицо Кэнсина - он и вправду был жив, по щекам его катились смешиваясь с кровь слезы. Только тут я заметил, что к вертикальному шраму на его лице прибавился еще и горизонтальный. Теперь его щеку украшал своеобразный крест.
Кэнсин был сильно избит и контужен, самой серьезной раной на его теле был след от удара чем-то вроде сюко - однако когти не достигли легких, лишь разорвав мышцы и сухожилия. Я честно сказал юноше, что возможно он уже никогда не станет столь же молниеносным фехтовальщиком как прежде, на что он среагировал с обычной для него с некоторых пор флегматичностью. После смерти Томоэ он погрузился в какую-то апатию и едва реагировал на нас с Делакруа.
Как только Кэнсин более менее пришел в себя, он тут же настоял на том, что должен вернуться в Химэндзи и поговорить с Ёсио-доно. Мне хотелось того же уже не один месяц, так что не стал его отговаривать, к тому же отлично понимая, здесь все напоминает юноше о потерянной любви, а значит лучше здесь не задерживаться. Делакруа также возражать не стал.
Кэнсин перед уходом залил дом маслом, заготовленным на зиму для разжигания сырых дров, и перед уходом швырнул в него горящий факел. Дом занялся и вспыхнул через мгновение, в нас ударила волна почти нестерпимого жара. Но мы уже шагали прочь, оставляя за спиной полыхающий дом и пару свежих могил. Вороные жеребцы Делакруа растворились в утренней дымке того дня, когда я нашел Кэнсина, как сон златой, и вновь их призывать загадочный адрандец не стал. Нам некуда было торопиться.
Чоушу Ёсио сидел напротив Химуры Кэнсина и внимательно слушал его. Он не мог понять юного самурая, потерявшего возлюбленного, сам дайме был женат (как ни странно, по любви) и счастлив в браке.
– Я понял, что мой учитель, Сейдзюро-доно, был прав, - закончил свою повесть Кэнсин.
– Убивая людей, я не смог защитить самого дорогого для меня человека. Я был глупцом, когда покинул его, я наговорил ему гору глупостей,
– Значит, ты покидаешь меня, - более утвердительно, нежели отрицательно, произнес Ёсио, - и возвращаешься к своему учителю.
– Нет, - совершенно неожиданно для молодого дайме покачал головой Кэнсин.
– Я остаюсь и продолжу убивать людей для вас и ва...
– он осекся, - нашего дела. Однако после того, как власть вернется в руки микадо, я покину ваши ряды и никогда более не отниму жизни у человека. Но пока, я стану убивать, чтобы приблизить то будущее, в которое верите вы и наступления которого так желаю я. Я не сумел спасти Томоэ, убивая врагов, значит я стану убивать ради будущего.
"Это слова не восторженного мальчишки, - подумал Ёсио, - каким я помню его всего несколько месяцев назад, но человека, заглянувшего в самые глубины Подземного мира. А, может быть, всего лишь внутрь себя. Что же он там увидел?"
У Лизуки были все основания быть довольным жизнью. Он провернул самое крупное в его жизни дельце, вывел ниндзя Кога на Кэнсина, сдал Синсэнгуми дом госпожи Масако и ловко вывел себя из-под удара. Этот глупец Кэндзи (одевается как гаидзин, вот и стал таким же тупым, как и они) считает его мертвым, а значит, можно ничего не опасаться.
– Эй, - бросил он темной фигуре, загораживавшей ему выход из переулка, по которому шагал бывший глава убийц клана Чоушу, - отойди с дороги.
– Лизука положил ладонь на рукоять меча.
– У меня сегодня слишком хороший день, чтобы портить его твоей смертью.
Шпион не придал особого значения маленькому язычку пламени, вспыхнувшему где-то на уровне живота темной фигуры. Он даже не связал его в той болью, что рванула его грудь. Он так и не понял, что же его убило.
Лизука упал на землю. Я подошел к его трупу, на ходу пряча пистоль в за пояс. Шпион Токугавы был еще жив, когда я склонился над ним. Левая рука его так сильно сжала бумажный кошелек, что пальцы разорвали его и на землю выкатились золотые монеты. Я не прикоснулся к этому золоту - полученное за предательство или шпионаж, оно не принесет счастья, ибо проклято теми, кто умер по вине Лизуки - бывшего начальника хитокири клана Чоушу.
Глава 8.
Я пнул камушек и тот, издав бульк, канул в воду. Отличное место для предстоящего сражения и погода самая подходящая. Я поднял глаза к небу и был вынужден прищуриться и прикрыть лицо рукой - солнце светило очень ярко.
– Командующий Сего вызывает вас, - подбежал ко мне молодой солдат - вестовой Иидзимы Сего.
Я кивнул и зашагал к холму, где расположил свои части (тяжелую кавалерию) Сего, командующий войсками патриотов, точнее клана Чоушу.
Вот уже два с лишним года на островах Такамо идет подлинная гражданская война. Страна разделилась на два лагеря и начались боевые действия, лишь Химэндзи они обошли стороной (там продолжались уличные схватки с Синсэнгуми). У купцов из Страндара были куплены винтовки более нового образца, нежели те, какими владели солдаты сегуната, и меня поставили обучать стрелков, а позднее и командовать ими. По этой причине я давно не видел Кэнсина, воевавшего в где-то на севере, наши пути с ним давно не пересекались, и Делакруа - тот все больше торчал в Химэндзи, ведя некие тайные переговоры с заграничными купцами, а через них - с правительствами их стран (на этом поприще он, видимо, преуспел куда больше меня).