Реквием патриотам
Шрифт:
– Я весьма благодарен вам, адмирал Перри, и вашему правительству, приславшему нам на помощь эскадру, - произнес на безупречном страндарском Мэйдзи.
– Однако власть уже в полной мере перешла ко мне, как и положено и было от веку.
– При этих словах Перри коротко подмигнул мне и я едва удержался от ответной улыбки, момент не тот.
– Я прошу вас остаться в новой столице Такамо, Дзихимэ, так теперь зовется Мурото, до окончания церемонии передачи власти Токугавы Ёсинобу мне. А также пребывать здесь столько времени, сколько пожелаете. Отныне вы - желанные гости на Такамо.
– Благодарю вас, Божественный император,
– Я принимаю ваше предложение, а также хотел бы обсудить с вами некоторые перспективы дальнейшего сотрудничества наших государств, как в военном, так и в мирном аспекте.
– С удовольствием обсужу с вами их в самое ближайшее время. Однако сейчас я должен готовиться к церемонии и покидаю вас. Вашим устройством в городе займется Чоушу Ёсио - мой доверенный человек.
Мэйдзи кивнул в сторону Ёсио и тот почтительно склонился.
Вскоре император покинул "Королеву морей" и на палубе ее стало как-то просторней. Теперь мы могли спокойно поговорить в каюте капитана.
– Что случилось?
– первым делом удивленно спросил я, опережая только открывшего рот Перри.
– С чего бы это Токугава так просто отказался от власти?
– Они прознали о кораблях несколько недель назад, - ответил Ёсио, - сообщил какой-то молодой самурай - командир отряда, направленно на Ритэн-Ке с неизвестной мне миссией. После этого в Химэндзи прибыли гонцы от сегуна с сообщением о том, что Ёсинобу снимает с себя все полномочия и передает бразды правления микадо.
Я переводил все Перри (Ёсио говорил только на такамо). Закончив говорить, мой сюзерен спросил:
– А где Делакруа?
– Не знаю, - честно ответил я.
– Он оставил нас на Ритэн-Ке, сказав, что мы сможет закончить дело и без него. О дальнейшей его судьбе я не могу даже догадок строить, столько всего творилось на острове.
– Расскажешь обо всем после.
– Ёсио поднялся.
– А теперь я хотел бы показать вам, адмирал Перри, и тем из ваших людей, кто спустится на землю в Мурото, временное место жительства.
Капитан коснулся края форменной шляпы и поднялся вслед за ним.
Церемония передачи власти была просто потрясающей. Из дворца сегуна вышел Токугава Ёсинобу в намбан-гусоку, принадлежавшем еще Иэясу (в них он согласно преданию сражался при Сэкигахаре), в руках он нес длинный седзоку-тати, олицетворявший военную власть сегуна. За спиной его шагал сесидай (имение его я не знал) в доспехах попроще и его седзоку-тати пребывал на поясе. Ну и конечно, еще несколько десятков человек свиты. Ёсинобу опустился на колено перед императором (я дорого бы дал за то, чтобы поглядеть на его лицо в этот момент) и протянул ему седзоку-тати.
– В соответствии с вашей высочайшей волей, - произнес Ёсинобу, - я, ваш покорный слуга, более двухсот лет хранивший ваш покой, возвращаю вам этот меч. Раз вы сами решили заботится о своей безопасности, не доверяя мне.
Отличная и весьма продуманная речь. Весьма в стиле Ёсинобу. Он сумел сохранить достоинство и ни словом не задел императора, ведь последнее могло бы послужить поводом для приказа о сэппуку. А вскрывать себе живот и сегуна никакого желания, думаю, нет.
Так вот ты какова на вкус - победа.
Эпилог.
Кэнсин
На низкорослого Кэнсина то и дело налетали гаидзины, едва не сбивая с ног, большинство из них были людьми незлобивыми, однако были и те, кто сопровождал их столкновения ругательствами на разных языках. В конце концов, молодой самурай выбрался из толпы, но понял, что попал совсем не туда, куда хотел. Он оказался в порту.
"Видимо, где-то не там повернул, - подумал он.
– Оно и не мудрено, в такой-то толпе". Хотя, следует заметить, на улицах бывшей военной, а ныне вообще, столице Такамацу всегда было довольно людно. Но на настолько! Раздумывая над тем, как бы поудобнее вернуться к додзе Каору, Кэнсин шагал мимо доков, где моряки перетаскивали ящики и бочки с борта своего корабля в склады. Не все они работали, некоторые бродили по улице, то и дело прикладываясь к бутылкам и приставали к проходящим женщинам. Особенно им приглянулась красивая девушка, испугавшаяся одного вида пьяных матросов. Она попыталась проскочить мимо как можно скорее, но моряки и не подумали пропускать ее. Они окружили ее, начали выкрикивать какие-то фразы на своем языке, хватать за одежду. Девушка замерла, дрожа от ужаса, едва не роняя из рук узелок, который несла.
Мириться с этим Кэнсин не мог. Он решительно шагнул к матросам, кладя ладонь на рукоять сакабато. Но его опередили. Из толпы, предпочитавшей с приличного расстояния наблюдать за разыгрывавшимся действом, выступил парень в белом кимоно.
– Оставьте ее в покое!
– коротко крикнул он матросам, почти вплотную подошедшим к девушке. Его резкий тон и практически приказная манера говорить заставили их замереть. Правда всего на мгновение. Поняв, что их противник всего один, матросы мерзко заухмылялись, потянувшись к длинным ножам, что висели на поясе у каждого.
– Сестра!
– крикнул девушке самурай.
– Отойди от них!
Девушка, быстро перебирая ногами, отбежала от матросов, спрятавшись за спиной самурая. Матросы расхохотались, продолжая отпускать реплики в их адрес, и бросились на самурая. Кэнсин вновь хотел вмешаться, и вновь понял, что в этом нет необходимости. Самурай в белом кимоно поймал руку первого матроса, перекинув его через плечо коротким движением, одновременно он выхватил из-за пояса ножны, ударив ими в лицо второго матроса. Окованный сталью кодзири врезался точно в длинный (и не раз до того ломанный) нос моряка, сломав его, тот рухнул на землю и больше не шевелился. Оставшиеся трое матросов слегка затормозили, потянувшись к ножам.