Реквием патриотам
Шрифт:
– Пошли прочь!
– крикнул им самурай, крутнув ножны с мечом и сжав их в кулаке.
Этот окрик, казалось, лишь раззадорил моряков. Они кинулись на него, размахивая длинными ножами. Многим наблюдавшим за этой схваткой показалось, что самурай просто прошел мимо них. В отличие от большинства, Кэнсин видел молниеносные удары рукоятью и ножнами, которыми награждал противников самурай в белом.
Матросы, перетаскивавшие ящики и бочки, побросали работу и бросились на выручку своим товарищам. Кэнсин не сомневался в исходе этой потасовки, его смущал лишь один матрос, посчитавший себя самым умным. Он спрыгнул с пирса в небольшую шлюпку, где лежал довольно большой ящик,
Кэнсин аккуратно разрядил винтовку и спрятал ее обратно в ящик. Тут его внимание привлек всеобщий выкрик - казалось все зеваки, собравшиеся на набережной одновременно выкрикнули нечто нечленораздельное, но очень удивленное. Кэнсин поглядел вверх и увидел замершего с бутылкой в руке матроса. Перед ним стоял самурай в белом кимоно с обнаженной катаной в руке. Кэнсин уже понял, что сейчас произойдет, поэтому был не слишком поражен произошедшим, в отличии от зевак. Бутылка в руке матроса развалилась на две неравных части. Дно и большая часть остального упали на землю, а горлышко остались в кулаке моряка - из него капала густая коричневая жидкость. "Кажется, она называется виски", - подумал Кэнсин, оглядывая улицу, в конце ее уже мелькали мундиры полицейских (именно так, слово досин безвозвратно ушло в прошлое).
Кэнсин запрыгнул на пирс и быстро подошел к самураю в белом кимоно и девушке - его сестре. Тот как раз прятал в ножны катану - запрещенное к ношению оружие.
– Тебе лучше уйти, - бросил Кэнсин самураю.
– Мне досин ничего предъявить не смогут.
– Мое имя Такими Сигурэ, - коротко кивнул ему тот.
– Я буду ждать тебя завтра в два часа пополудни на берегу залива у храма Муро.
– Химура Кэнсин, - представился в ответ Кэнсин, делая первый шаг навстречу полицейским.
– Я приду.
– Он обернулся и подмигнул сестре самурая в белом кимоно.
Сигурэ обнял ее за плечи и увел с набережной, а Кэнсина окружили полицейские. Ладони всех их лежали на эфесах сабель.
– Убери катану в ножны!
– крикнул полицейский сержант.
– Это не катана, - возразил Кэнсин, протягивая сержанту свое оружие.
Тот оглядел ее, не беря в руки, словно это была какая-то мерзость, о которую он не желает пачкать пальцы.
– Бесполезный сакабато, - сказал, как сплюнул сержант, убирая руку с сабли.
– Идем отсюда, - бросил он своим людям.
Но тут к ним подбежали матросы. Один из них (видимо, старший) что-то быстро заговорил, полицейский явно понимал его. Он кивал и вставлял какие-то реплики в неразборчивую речь матроса. Сержант внимательно оглядел чисто разрезанную бутылку и обернулся к Кэнсину.
– Где тот, кто сделал это?
– рявкнул он, суя ему под нос воняющее спиртным горлышко.
– Я не знаю, - пожал плечами Кэнсин, стараясь отодвинуться подальше, - ушел куда-то.
– Ты покрываешь преступника!
– заорал сержант. Его люди вновь схватились за сабли.
– Я выбью из тебя все, что ты знаешь!
Кэнсин лишь пожал плечами. Сержант не заметил, что он слегка сгорбился, незаметно переместив левую руку. Любой опытный воин понял бы - он готовится к схватке, но полицейские таковыми никак не
За ним укрылся Кэнсин и из-за него он атаковал полицейских.
Мне уже давно надоело сидеть в кабинете и я завел себе привычку объезжать город каждое утро. Это занимало уйму времени, зато я мог хоть немного развеяться, с делами я мог разобраться и в оставшееся время. Правда и это уже начало мне надоедать, однако отказываться от этой привычки я не собирался. И вот я трясся в карете по улицам Дзихимэ (ездить верхом мне категорически запретили, дабы не уронить честь министерства), страдая от обычной скуки. Обычно портовый район мой кучер старался объезжать седьмой дорогой, в этот же раз из-за просто невероятного скопления людей на улицах он решил проехать по набережной, откуда было всего ничего до здания министерства. Я уже начал дремать, размышляя о предстоящих делах, как вдруг из полусна меня вывел редкий в последнее время звук - звон стали.
– Останови, - бросил я кучеру. Тот удивленно покосился на меня в окошко кареты, однако поводья натянул и я вышел.
Первым, кого я увидел был Кэнсин, опускающий свой сакабато, несколько полицейских, лежащих на набережной, и их сержанта, провожающего взглядом свою саблю, описывающую полукруг в воздухе. Ее, по всей видимости, выбил из его рук Кэнсин и этот факт приводил сержанта в форменное бешенство.
– Прекратить!
– резко окрикнул я всех, привлекая внимание к свой персоне.
Все удивились появлению на набережной министра внутренней безопасности, но больше всех удивлен был, конечно, Кэнсин. Наши дороги разошлись почти сразу после церемонии в Мурото. Кэнсин покинул ряды воинов императора, предпочтя нелегкую во все времена судьбу ронина. Я же как-то сам собой начал заниматься заговорами против власти и также незаметно (даже для самого себя) сделал весьма неплохую карьеру.
– Сержант, - продолжил я отдавать приказы еще не опомнившимся полицейским, - соберите оружие и своих людей. Думаю, у вас достаточно дел на улицах.
Опешившие полицейские и не подумали ослушаться, хотя формально моими подчиненными они не являлись, и поспешили убраться подальше. Я же подошел к невозмутимо стоящему на опустевшей набережной Кэнсину.
– Здравствуй, Кэнсин, - кивнул я ему.
– Давно не пересекались наши дороги.
– Здравствуй, Кэндзи, - открыто улыбнулся в ответ юный самурай.
– Вижу ты сделал неплохую карьеру.
С некоторых пор мы перешли на "ты", хотя сейчас это могло показаться стороннему наблюдателю весьма странным. Я очень сильно постарел за эти несколько прошедших лет - волосы стали совершенно седыми, морщины прорезали кожу на лице; к тому же, я отпустил усы, оказавшиеся на удивление длинными и густыми, что несвойственно такамо (может сказались годы, проведенные вне родных островов), что также отнюдь не молодило меня. А вот Кэнсин почти не изменился с тех пор - все тот же рыжеволосый мальчишка с виду и лишь в самой глубине его больших глаз прячется нечто, о чем догадываются весьма немногие. Если во времена нашего знакомства в опустевшем Сата я казался старшим братом Кэнсина, то теперь вполне мог сойти за отца (или даже очень бодрого деда).