Реквием по братве
Шрифт:
— Очень остроумно… Александр, — обратился Боренька к Саньку, казалось, задремавшему в уютном печном тепле со стаканом в руке. Глаза открыты, но взгляд блуждал где-то за морями, за лесами. — Ты тоже, как Климушка, не понимаешь, о чем я говорю?
— Я-то понимаю, — нехотя отозвался Санек. — Но я вас не слушаю.
— Напрасно, — расстроился Боренька. — Я важные вещи пытаюсь внушить Климу, а он отшучивается. Только одни женщины у него на уме.
— В моем возрасте это нормально. Больше скажу, тебе надо срочно обратиться к психиатру.
— Почему?
— Ты
Санек слез со стула, подкинул в печку березовых полешек. Веселый треск рванул из топки.
Его пьяные мысли были просты, как всякая правда. Он думал всего лишь о двух вещах: что приключилось с Таиной и спит ли она с Кнышем? Ответ на первый вопрос он надеялся получить в ближайшее время, а вот… Если Кныш и Таина спелись, то что ему, Саньку, делать? Ждать? Вмешаться? Если ждать, то чего? Если вмешаться, то как? Против Кныша у него нет ни единого шанса, а романтически страдать он не привык. Он звезд с неба не хватал, но умел постоять за свои интересы. Однако сейчас речь шла не об интересах, а о чем-то таком, что не имело цены, и он предчувствовал, что, если не получит Таину, жизнь вообще потеряет всякий смысл.
К полуночи они втроем уговорили четыре бутылки водки и наконец расползлись по койкам. Но перед тем, как лечь, еще разок вышли на улицу, чтобы полюбоваться звездной ночью и отлить на воле. Стояли, курили, пока уши не прихватило морозом. Клим задушевно сказал:
— И все же есть в этом мире что-то такое, братцы, что непонятно нашим мудрецам. Включая Интернета.
Санек уныло подумал: приехать бы сюда с Тайкой на ночевку… Вот счастье, другого не надо.
Кажется, не успели уснуть, весь дом загрохотал, заходил ходуном, словно на него с небес обрушился валун. Санек, в полусне, побрел, открыл дверь. Кныш! Да еще какой! Мрачнее тучи, и глаза горят, как у рыси.
Заметил на столе остатки пира, хмыкнул:
— Не ко времени… Ладно, подымай пацанов, кончился привал.
Пацаны и без того в изумлении таращились с раскладушек. Боренька что-то радостно заверещал. Кныш, не снимая куртки, сел за стол, сунул в рот сигарету.
— Пять минут на сборы. Все расскажу по дороге. Ты, Борис, остаешься здесь, можешь не вставать.
— Нет, — пискнул Интернет, спуская ноги с кровати прямо в валенки.
— Что значит — нет?
— Я с вами.
Казалось, горящие очи Кныша сожгут Бореньку вместе с кроватью, но, встретясь с наивно-умоляющим взглядом гения, он смягчился.
— Мы не на прогулку, Борис. Должен понимать.
— Вы за Таиной Михайловной. И я с вами.
— Знаешь, что такое приказ?
— Хоть убей, не останусь.
— Хорошая мысль, — поддержал Клим, уже наполовину одетый. — Он сегодня весь день старшим дерзит. Мне четыре раза нахамил. Никого не уважает.
Санек спросил:
— Как ты нас нашел, капитан?
Кныш не ответил, в задумчивости наблюдал за Боренькой, который пытался натянуть джинсы, не снимая валенок.
— Боря,
— Вот и оставайся, — лихо отбарабанил Интернет. — Мы с Саньком и Климом мигом сгоняем. Только скажи куда.
Кныш посмотрел на Санька. Тот сказал:
— Ничего не поделаешь, капитан. Он как банный лист.
— Откуда у тебя эти валенки? — спросил Кныш.
— В деревне умыкнул, — ответил за Бореньку Клим. — Он же теперь санитар леса.
Собрались ребята быстро, хотя от невыветрившейся водки их еще швыряло из стороны в сторону.
— Может, поешь чего-нибудь? — предложил Санек.
— Некогда, — пока они одевались, Кныш прикрыл глаза, дал отдых мышцам и нервам, но ничего не получилось: рыжая принцесса звала откуда-то издалека.
В деревне разделились так: Кныш посадил Бореньку к себе — он приехал на Тайкиной «скорпии», Клим и Санек — в Саньковом «жигуленке». Разбуженный не ко времени Сундуков заинтересовался ночной каруселью.
— Чего там у вас, земеля? Шмон, что ли, какой?
— Об этом лучше не думай.
— Слышь, Сань, если это ваш босс, мне бы с ним словцом перекинуться. Это реально?
— Неподходящий момент.
— Понял. Если чего понадобится, я всегда в магазине.
Через полчаса выехали на окружную: Кныш гнал с такой скоростью, что Санек едва за ним поспевал. К счастью, ночная дорога была пустынной, если не считать возникающих то тут, то там постов ГАИ. В машинах шли разные разговоры. Клим, к примеру, спросил у кореша:
— Сань, тебе не кажется, что Кныш шизанулся?
— Надо ему верить, — Санек с опаской поглядывал на спидометр: меньше ста тридцати там не соскакивало, тачка ревела, как дизель.
— Не-е, сам посуди, об деле — молчок. К каким-то валенкам прицепился. Интернета с собой тащит. Почему я должен ему верить, Сань? Он же чужак, как ни крути. Не наш он, Сань.
— Если Тинка влипла, без него не вытащим.
— Ага. А с ним сами влипнем. Он же бешеный. Я таких знаю. С виду спокойный, а чего в башку втемяшится, колом не вышибешь. Вы с ним, Сань, два сапога пара. Я вообще с вами зря связался. Мне чего, в сущности, надо: музыку я люблю, Сань, зверьков разных домашних. Барышня чтобы красивая под боком. А вот такие прогулки мне не нравятся. С какой стати? Я же мирный, незлобивый парень. Мне больше Интернет по душе, хотя он и стал санитаром леса… Как думаешь, Сань, она Кнышу дала?
— Заткнись, — процедил Санек сквозь зубы с неожиданной злостью.
— Да я так. Без прикола… Но раз разговор зашел… Вижу, как маешься… Напрасно, Сань. Она ни мне, ни тебе не по рылу. Нет, не возражаю, девка классная, но мороки с ней не оберешься. Нам такую даром не надо. Нам бы чего попроще.
— Врешь, — сказал Санек. — Сам знаешь, что врешь.
— Конечно, вру, — легко согласился Клим. — Я ведь тоже к ней пару раз подкатился, получил по зубам, ну и что? Не зачах, как видишь. Продолжаю наслаждаться жизнью. Из-за баб переживать? Да пропади они все пропадом.