Реквием по Homo Sapiens. Том 1
Шрифт:
– Есть еще один способ.
– Да?
– Любой язык – человеческий язык – можно выучить за одну ночь. Впечатать его себе в мозг.
Данло знал, что источник разума помещается у него в голове, в шишковидной железе, которую он называл третьим глазом. Но мозг – это всего лишь розовый студень, защищающий эту шишку от холода. Мозги животных очень вкусны, а перемешанные с золой, служат для выделки свежих шкур.
– Как может удержаться язык в складках этого студня?
Старый Отец, тихо посвистев, прочел Данло краткую лекцию о строении человеческого мозга. Прижимая свои длинные пальцы к черепу Данло, он показывал примерное
– Твой мозг, как орех бальдо, поделен на два полушария, правое и левое. Ох-хо, эти две половинки – как два разных мозга. Потому-то человек так и страдает от раздвоения: одна половина говорит ему «да», а другая – «нет».
Данло потер глаза. Снисходительный тон Старого Отца порой надоедал ему. Он достаточно долго прожил у него в доме, чтобы научиться сарказму, и поэтому спросил:
– А у фраваши мозг цельный? Не потому ли он вечно дрыгается, как проткнутая острогой рыба, и никогда не знает покоя?
– Ты смотришь в корень, – ласково улыбнулся Старый Отец. – Мозг фраваши, ага! Все так: он у нас поделен на четвертушки. Фронтальные доли, – он с тихим свистом потрогал свою голову над золотистыми глазами, – почти целиком предоставлены языкам и сочинению песен. Другие части исполняют другие функции. Надо тебе знать, что фраваши и спят по четвертям. Мы больше думаем, чем вы, лучше умеем сочинять и исполнять музыку, поэтому и спим больше, много больше. И видим сны. В любой момент одна, две или три четверти нашего мозга находятся в состоянии сна. Мы редко бодрствуем полностью. И никогда, никогда, никогда не должны спать на все четыре четверти.
Данло трудно было представить себе такой разум – он потряс головой и улыбнулся Старому Отцу.
– А что говорят тебе твои четыре четверти? «Да», «нет», «возможно, да» и «возможно, нет»?
– Ох-хо! Человек шутит над мозгом фраваши!
Данло посмеялся вместе со Старым Отцом, потом посерьезнел и спросил:
– В твоем мозгу язык помещается так же, как в моем?
– Ах-ох, лучше сказать, что мозг фраваши впитывает язык, как полотно – воду. Существуют глубокие структуры, универсальные грамматики для слов, музыки и других звуков – услышав что-то один раз, мы уже не можем это забыть.
– Но я человек и могу забывать, да?
– Ох-хо, потому тебе и нужен импринтинг, если хочешь выучить язык быстро и во всей полноте.
Данло вспомнил то, что усвоил быстро и во всей полноте в ночь своего посвящения, и спросил:
– А это очень больно?
Старый Отец улыбнулся своей садистской улыбкой, и его глаза превратились в золотые зеркала.
– Больно ли? Ах-хо. Во время твоих прогулок с Оттой тебе встречались жакарандийские проститутки?
Данло был бы шокирован, узнав, что есть женщины, продающие секс за деньги – если бы знал к тому же, что такое деньги.
– Не помню, – сказал он.
– Женщины, которые ходят с голыми животами, показывая всем свои татуировки. Это красные и пурпурные рисунки обнаженных женщин, сопровождаемые зеленой и синей рекламой их ремесла.
– А, эти женщины. – Данло уже проникся красотой и изяществом горожанок. – Они очень красивые, да? Я не знал, как они называются.
Старый Отец просвистел мотивчик, выражавший неодобрение проституткам, но до Данло это не дошло.
– Импринтинг – все равно что татуировка мозга. Неизгладимые звуки и картины закрепляются в синапсах,
На следующий день Старый Отец повел Данло в импринтинговую мастерскую. Их путь проходил по знаменитой ледянке Фраваши, длинной оранжевой улице, ведущей мимо улиц Путан и Контрабандистов в самое сердце Квартала Пришельцев. Старый Отец держался на коньках неуклюже – его тазобедренные суставы, не столь гибкие, как у человека, к тому же похрустывали от артрита. Описывая кривую, он часто опирался на Данло, чтобы не упасть, и постоянно останавливался отдышаться. Странная это была пара: Данло со своим открытым лицом и любопытными глазами и добродушный, непроницаемый фраваши, высящийся над ним, как мохнатая гора.
Ввиду теплой погоды Данло оделся легко, в белую полотняную рубашку, шерстяные брюки и черную шерстяную куртку (это наряд, само собой, дополняло белое перо в волосах). Это был один из чудесных зимних дней – небо синело, как яйцо талло, и свежий соленый ветер дул с океана. В уличных ресторанах и кафе по обе стороны дороги многочисленные посетители смотрели на текущий мимо людской поток. Здесь было на что посмотреть. По мере углубления в Квартал толпа становилась все гуще, ярче, колоритнее и опаснее. Прибавилось проституток и мастер-куртизанок в бриллиантах и натуральных шелках. Были тут хибакуся в лохмотьях, босоногие аутисты, хариджаны, тубисты, купцы, червячники и даже несколько нищенствующих воинов-поэтов, покинувших свой орден ради удовольствий Невернеса. Звуки и запахи человеческих толп наполняли воздух. Пахло свежим хлебом, колбасами, жареным кофе, озоном, дымом, тоалачем, мокрой шерстью и намеком на секс. Эти запахи волновали Данло, хотя их трудно было отделить один от другого или определить их источник. В давке на углу улицы Печатников одна пухлая потаскушка прижалась к нему и запустила пальцы в его волосы.
– Какие они у тебя густые и красивые. Черные с рыжиной – они настоящие? Никогда еще не видала таких волос. – Старый Отец свирепо засвистел, прогоняя ее, а Данло втянул в себя аромат роз, оставленный ее потными пальцами на его волосах. Запах этого незнакомого цветка доставлял ему наслаждение, хотя эта девушка могла бы заметить, что он мужчина, а не мальчик.
Мастерская Дризаны Лиан была одной из самых маленьких среди многочисленных заведений улицы Печатников. Помещалась она между шумным кафе и богато разукрашенной мастерской Багхейма. Багхейм ослеплял витражами, к Дризане вела неприметная гранитная арка; Багхейма осаждали богато и модно одетые клиенты, мастерская Дризаны частенько пустовала.
– Дризана не пользуется популярностью, – объяснил Старый Отец, постучавшись в железную дверь. – Это потому, что она отказывается от большинства заказов. Но лучшего мастера в Городе нет.
Дверь открылась, и Дризана с учтивым, хотя и стоившим ей труда поклоном пригласила их войти. Оказывая внимание им обоим, она дала понять, что особенно рада видеть Старого Отца, которого знала с самого его появления в Городе. Она говорила с ним на основном языке, из которого Данло улавливал лишь каждое десятое слово.