Реквием по солнцу
Шрифт:
Наконец его глаза прояснились, он несколько мгновений смотрел на Рапсодию, а потом снова вернулся к манускрипту.
— Я однажды уже видел нечто подобное, — начал он, и его голос прозвучал так, словно его иссушил всепроникающий ветер Ярима. — Очень давно, в другой жизни, задолго до того, как мы встретились в Истоне, в нашем старом мире.
Он снова замолчал. Рапсодия разгладила покрытые пылью юбки зеленого шелкового платья и принялась ждать.
— Некто, кому я служил в качестве стража, некто обладавший редкой магической силой — имел прибор, очень похожий на этот. Я видел его всего один раз, но запомнил
— А что он делает?
Акмед покачал головой, и его глаза затуманились воспоминаниями.
— Я не уверен, что знаю наверняка. Однако я помню, что, когда монахи или священники не могли вылечить ка-кого-нибудь раненого или больного, они приносили его к Светолову. Многие возвращались совершенно исцелившимися. Когда священникам требовалось получить ответ на какой-нибудь вопрос, они часто спрашивали… Он замолчал, и его оливковая кожа на мгновение потемнела. — Тому, кто владел прибором, задавали вопросы, требующие способности заглядывать в будущее, на далекие расстояния, или в места, скрытые от людских глаз. А кроме того, Светолов проделывал вещи, которые просто невозможно объяснить. Этот прибор обладал огромными возможностями. Как он работал и что умел, я не имею ни малейшего представления. Восстанавливая тот прибор, что построил Гвиллиам, я попытался следовать его указаниям, но мне никак не удается получить цветное стекло для потолочных витражей нужной толщины и структуры.
— Ты пытаешься его восстановить? — удивилась Рапсодия. — Зачем?
Король болгов принялся разглядывать чертежи, лежащие перед ним.
— Если верить обрывочным сведениям о Намерьенской войне, сохранившимся в библиотеке Канрифа, одной из причин, не дававших Энвин в течение пятисот лет захватить горы, был именно этот прибор. Когда она наконец сумела приблизиться к Зубам, она первым делом уничтожила его. Такое мощное оружие может защитить горы и позволит сделать их действительно безопасным местом.
Несмотря на жаркий день, у Рапсодии по спине побежали мурашки.
— Акмед, ты считаешь, что горам угрожает опасность? Ее зеленые глаза потемнели от беспокойства. — Ты имеешь в виду какую-нибудь определенную угрозу, о которой не известно Союзу?
Король фирболгов пожал плечами:
— Опасность есть всегда, Рапсодия. Такого понятия, как вечный мир, не существует это только длинные паузы между военными действиями.
— Ты уверен, что вы с Анборном не родственники? — шутливо спросила Рапсодия.
— Если бы мне было суждено стать членом печально знаменитой семьи твоего мужа, думаю, Анборн единственный, кого я смог бы терпеть без мерзкого привкуса во рту. Я уважаю его способность плевать на то, что думают о нем другие. Но если серьезно, не забывай: я охраняю гору и Спящее Дитя, которая является ключом к Подземным Палатам ф'доров. Даже в мирное время мне необходимо сохранять бдительность и быть готовым ко всему. Риск слишком велик. А поскольку ты тоже амелистик Спящего Дитя, тебе не меньше моего следует заботиться о ее безопасности. Так вот, мне требуется твоя помощь.
Рапсодия вздохнула, затем осторожно отделила верхние листы пачки от более старой и хрупкой страницы и отдала их Акмеду, а сама принялась изучать ту, что оставила себе. Листок оказался очень тонким и сильно потрепанным по краям. Надписи на нем были сделаны на языке, который Рапсодия узнала сразу, — язык лиринских Певцов, которых готовили стать Дающими Имя, язык древних сереннов, предков тех, кто жил на ее погибшей родине.
— Здесь стихотворение, что-то вроде вступления, — сказала она, разглядывая едва различимые чернильные строчки. — Сереннский язык базируется на нотной грамоте, и потому его трудно перевести на разговорный.
— Ты справишься, — нетерпеливо заявил Акмед.
— Это что-то вроде коротенькой песенки с припевом, точнее, слова к песне, и они звучат примерно так:
Семь даров Создателя,
Семь цветов света,
Семь морей в большом мире,
Семь дней в неделе,
Семь месяцев земли под паром,
Семь исхоженных континентов сплетают
Семь веков истории
В глазах Бога.
Рапсодия слегка повернула страницу, чтобы на нее падало больше света.
— Она записана как музыкальное произведение, в основе которого лежит простейшая гамма — октава, состоящая из семи нот, а восьмая повторяет первую. Мне кажется, это только часть стихотворения, остальное потеряно.
— А ты понимаешь, что оно означает? — встрепенулся Акмед.
Рапсодия тяжело вздохнула:
— Не очень, если не считать того, что это перечисление жизненно важных вещей, которых семь. — Она нахмурилась. — Но как мне представляется, одна строка выпадает из общего ряда — «Семь даров Создателя». Насколько я — знаю, стихии называют Пятью дарами — огонь, вода, земля, воздух и эфир. Не понимаю, что тут имеется в виду.
— А еще что-нибудь можешь прочесть?
— Здесь приведен список имен рядом со словами, обозначающими цвета радуги. Прочитать?
— Да.
Рапсодия убрала выбившийся локон за ухо и склонилась над страницей.
— Они помечены музыкальными знаками диез и бемоль, почти как знаками отрицательного и положительного, — все, кроме последнего.
Лизель-ут, красная, Тот, кто сберегает кровь, и Тот, кто пускает кровь,
Фрит-ре, оранжевая, Тот, кто зажигает огонь, и Тот, кто убивает огонь,
Мерте-ми, желтая, Тот, кто несет свет, и Тот, кто гасит свет,
Курх-фа, зеленая, Тот, кто прячется в траве, и Тот, кто ворожит на полянах,
Бридж-соль, голубая, Тот, кто преследует облака, и Тот, кто зовет облака,
Луаса-эла, синяя, Тот, кто бежит от ночи, и Тот, кто призывает ночь,
Грей-си, Новое начало.
Когда Рапсодия снова подняла голову, ее лицо было очень бледным.
— Что ты нашел, Акмед? — взволнованно спросила она. — Это древняя магия, священное и тайное заклинание. Мне очень не нравится, что пришлось произнести его вслух. Только самые уважаемые из Дающих Имя в нашем старом мире имели к нему доступ. Эти слова составляют суть шифра, основанного на вибрациях, он дает могущество музыке Певцов, целителям, волшебникам, творящим заклинания, — иными словами, тем, кто мог брать силу у вибраций живого мира.