Реквием
Шрифт:
И та в свою очередь с готовностью закивала. Ей было не по себе от невыносимо горького тона подруги. И даже дело всей её жизни, над которым она перед этим размышляла, утратило в её глазах свое сакральное значение и на время словно бы полностью выветрилось из её головы.
– Много ли встретилось тебе ярких путеводных звездочек, которые повлияли на тебя, повели по жизни? – спросила Инна.
– В детстве: детдомовская кухарка, потом бабушка, учительница математики.
– А у меня была ты – мой талисман. Тебя сам Всевышний ко мне прислал. Судьбу благодарю за это. Я не сразу это поняла. Твоя честная категоричная душа обладала каким-то непостижимым мерилом правильного отношения ко всему происходящему вокруг. Ты не терпела фальши, лукавства, позёрства, ненавидела предательство. Ты говорила: «Честность не отпугнет
– Не надо. А твои племянники? – подсказала Лена, промокая Иннины слезы и с трудом сдерживаясь, чтобы самой не расплакаться. – Они выросли и взяли на вооружение твое деловое энергичное отношение к жизни. «Я вызову их в первую очередь, чтобы успели приехать и в последний раз повидаться», – тут же подумала Лена и в память, как в записную книжку, внесла свое решение.
– А внучатые племянники уже не те, какими я хотела бы их видеть. Иногда мне кажется, что мы с ними живем на разных планетах. Только меньшеньким внучонком я полностью довольна. Чего-то им не додала?
– Не придумывай. Своим воспитанием ты заложила в племянников хороший аванс на будущее. И все равно им сейчас трудно. Учились они в одном времени, а живут в другом. Мир изменился. Эпоха другая. И опыт нашей жизни им уже не очень подходит. Они должны свой накапливать и передавать детям. Поэтому ошибки их детей – уже не твоя забота.
– Не скажи. Не снимай вины.
– И потом, со временем даже родители перестают быть для своих детей центром мира. Подростки сами для себя становятся главным солнцем Вселенной. Они разочаровываются во всех и во всём. Но ты права, они нуждаются в таких, как ты, родственниках-друзьях. Это общение очень важно для их становления, особенно в опасный период разброда чувств и мыслей. Они, эти милые своенравные несмышленыши, слишком юны, чтобы понять, что пройдет не так уж много времени и с ними самими произойдет то же самое, что уже произошло с нами. Они повзрослеют.
– Я за своих внучатых племянников не очень волнуюсь. Они уже преодолели свой сложный возраст. Генетика взяла свое. Не было у нас в роду ни конченых слабаков, ни полных дураков. А мелочи в их характерах пусть родители подправляют.
Мне сестра рассказывала, что как-то пришли к ее старшему внуку подружки. Она открыла им дверь и непроизвольно вскрикнула: «О ужас!» Она не хотела их обижать, но так вышло.
– Что же ее так напугало? – полюбопытствовала Лена.
– Волосы девочек были выкрашены во все цвета радуги. Но это самое безобидное. Волосы можно остричь, они отрастут. Но в ушах у одной были украшения, уродующие мочки ушей, другая нарастила во рту неприятные клыки, лицо третьей, как новогодняя ёлочка: сплошь увешано пирсингом. На ушах, бровях, губах и в носу она насчитала не меньше полсотни побрякушек. Помимо всего руки и шеи у всех троих были разрисованы несмываемой татуировкой. Уж не знаю, что у них под одеждой», – рассмеялась Инна. – Сестра забеспокоилась, мол, чего внук может набраться от этих «прости господи», чему они его научат?
Пока внук заканчивал в ванной комнате водные процедуры, сестра растолковывала девчонкам, какой вред они нанесли своему организму и своей прекрасной юной внешности. А заодно просветила их, что все их глупости от безделья, неразвитости и отсутствия самостоятельности. Мол, родители вам репетиторов наймут, чтобы поднатаскали. А не поступите на бюджетное отделение, так и платно выучат и пристроят. А если бы вы имели мечту, только на себя надеялись, сами поступали и сами себе на жизнь зарабатывали, как это делали мы, то некогда было бы глупостями заниматься.
А у девочек на всё один ответ: «Время теперь другое. Мы хотим не только вкалывать, но и жить».
«Так вкалывайте, учитесь на совесть. Станьте крепко на ноги, тогда и развлекайтесь», – заспорила с ними сестра.
«Мы постареем, и нам будет уже неинтересно развлекаться»,– не сдавались девчонки.
«Вот за что вас любить и уважать? За «татушки»? – напустилась на них моя сестра. – Для вас главное быть не такими, как все. Но выделяться
Ну, я, конечно, стала успокаивать сестру, мол, не воспринимай слишком серьезно все эти юношеские «бзики». Переболеют, перерастут. А она расстроилась: «Их, дурёх, жалко. Разве приличный парень позарится на таких вот «красавиц»? Потом сестра про второго внука стала рассказывать и жаловаться. «Переехал сын. Школу ребенку пришлось поменять. Новый класс его не принял. Били, общие молчанки устраивали. Конечно, все молчали по-разному: кто опасливо, кто негодующе. Одни зло, другие презрительно. Не единодушно, но сообща… И «классуха» не вступилась. Так в этой школе классных руководителей обзывали. Внучок грустил, своих друзей вспоминал, говорил, что все у него теперь стрёмно. «Плохо, страшно», – пояснял он. Я сначала отказывалась верить, потом убедилась. Внук долго крепился, но не выдержал прессинга одноклассников. Пришлось оформлять мальчишку на «домашку». На домашнее обучение. И хотя он раньше занимался бегом на длинные дистанции, мы срочно отправили его в секцию бокса».
– Трудно современным подросткам дается период взросления, – подтвердила Лена. – Они все чаще стали обращаться к психологам, потому что не находят общего языка ни с ровесниками, ни со взрослыми. Даже с родителями. Особенно с матерями, которые воспитывают детей без отцов и все время тратят на зарабатывание денег или на поиски партнеров.
Наши внуки – это поколение детей, задёрганных нестабильностью родителей, которым некогда было душу в них вкладывать. Выживали. И сейчас у них положение с работой зачастую неустойчивое. Они боятся её потерять. И на самом деле часто теряют. Вот и стали нетерпимее, злее. И у подростков депрессия, цинизм. И мудрые старики живут отдельно от внуков.
– Мы с тобой тоже были абсолютно одиноки.
– Но мы через одиночество учились отличать подлинное от ложного, потому что была у нас чёткая цель, которая совпадала с потребностью общества. А сейчас разброд во всём. Как-то шла вслед за компанией школьников, идущих на выпускной вечер. Ты знаешь, о чем они разговаривали? Об одиночестве, о страхах и болезнях. Да, о болезнях! Как старики! Я была потрясена. Причем это одиночество без учета социальной среды. Складывалось впечатление, будто они брошены всеми даже в благополучных семьях. И это происходит с ними здесь и сейчас, на наших глазах.
Инна отвлеклась, успокоилась и вернулась к прежней теме.
– В нашем с тобой дуэте первую скрипку ты играешь, хотя многим кажется наоборот.
– Но инициатива в основном принадлежит тебе, а я, как всегда, – надёжный исполнитель и стабилизатор.
– Твоя жизнь – забег на длинные дистанции, а моя состоит из множества коротких спринтерских отрезков. Я окунаюсь в жизнь с головой, тону, барахтаюсь.
– Главное, всегда выплываешь.
– Долго дальше вторых ролей не поднималась, а планы вынашивала грандиозные. Нос всем нашим нацеливалась утереть, а успехи на поверку оказывались более чем скромные. И всё этот начальник цеха, супостат, директорской ставленник! Стервец. Не разделял он моего стремления «выбиться в люди». Меня от мысли о нём по сию пору колотит. Подобное подлое явление подлежит истреблению в масштабах всей страны. – Инна горько усмехнулась, освежая в памяти годы работы на допотопном заводе, который стоило «списать» ещё сразу после войны. – Я – вечный, надёжный, пробивной зам, на котором все пашут. Это всем на руку. Но я всегда была болезненно амбициозна. Пробилась. Думаешь, подфартило? Всё своим горбом. Сначала приохотилась ездить в командировки. Новые города, интересные люди – лекарство от депрессии. Жёсткий график мне всегда претил. Боялась потерять бдительность, сорваться, а в командировках не до того было. «Отработала» объект, подписала договор или отчёт, посидела с заказчиками с коньячком в гостиничном номере – прибежище одиноких душ – и не поминай лихом! Там все зависело только от меня, от моих способностей, а не от «стаи товарищей», среди которых были и лодыри-нахлебники, и блатные. Но зарплата-то у всех одинаковая, сто двадцать «рэ» на круг. В этом плане мне в «ящике» больше нравилось работать. Там был ежедневный личный отчет о проделанной работе. Вот там-то я показала себя!